Хозяйка заброшенного поместья
Шрифт:
— Конюха, — напомнила я.
— Так он не очухался еще.
— Когда очухается, надо, чтобы чай горячий был, но не обжигал, — парировала я под скрип отворяющейся двери.
Эх, не успела смыться! Вот сейчас Виктор спросит, откуда я знаю, что делать с обмороженным, а Марья ответит, что сам же он меня на курсы и послал! Вот будет весело!
— Евгений Петрович в отъезде, — сказал Виктор, нагибаясь в дверях. — Придется без него. Как ваш пострадавший?
Он внимательно оглядел конюха.
—
Не мог ли Виктор быть той ночной тенью? Кому еще могло что-то понадобиться в доме? Сейчас, вблизи, он казался высоченным, тот, вроде, был ниже. Но издалека, в темноте, я могла неправильно оценить рост. Короткая курточка, вроде гусарской, очерчивала плечи и, в отличие от сюртука с расклешенными книзу полами, позволяла разглядеть не только узкую талию, но и поджарые бедра. Нет, пожалуй, ночью был не он. Виктор сложен лучше. Красивый мужчина.
— Осмотрели, что хотели?
Я разозлилась на саму себя. Нашла время на мужиков заглядываться! И вообще, он со мной разводиться собрался! И…
— Вам полностью изложить данные объективного обследования?
Брови Виктора взлетели, и я сообразила, что юной барыньке неоткуда знать, что такое «объективное обследование». Я захлопала ресницами и мило улыбнулась.
— Вы завтракали?
12.1
— Уже забыли, что в деревне я завтракаю только после утреннего моциона?
— Да и не помнила вообще-то, — буркнула я себе под нос, но Виктор услышал.
— Как это на вас похоже!
Петр завозился, выпростав из-под одеяла руку, обмотанную шарфами по локоть. Я снова укрыла его.
— Насколько я помню физику, теплая одежда не греет, а просто изолирует тело от холода, — фыркнул Виктор. — Как вы только учились!
Марья открыла рот и тут же закрыла его. Видимо, и за касаточку хотелось вступиться, и барину замечания делать не осмеливалась, все же его-то она не воспитывала.
Я проглотила ругательство, снова улыбнулась так мило, как только была способна.
— Хорошо, спрошу по-другому. Вы голодны?
— Почему вас вдруг это интересует?
Потому что нужно срочно убрать тебя от пациента, пока ты не полез с идеями растирать его водкой или еще какой гадостью. И еще дальше — от Марьи, пока она не начала рассказывать, как я ей вправила вывих.
— Потому что я не успела позавтракать. Составите мне компанию?
Виктор усмехнулся, зыркнул этак… Тьфу ты, нянькин лексикон, оказывается, заразный! Посмотрел сверху вниз, будто на школьницу, которая, глупо хихикая, строит ему глазки.
— Разве вы уже обставили столовую?
— Не обставила и не собираюсь, но на кухне есть обеденный стол.
—
Марья вжалась в лавку, одновременно замахала здоровой рукой — дескать, беги, дитятко, пока не поздно.
Но мне уже было не до того. Он всерьез полагает, будто на моей кухне так грязно, что на ней только бомжей и кормить?
Я выпрямилась — правда, все равно пришлось задрать голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Нищего я дальше людской не пущу: не хватало еще блох из каши вылавливать! Но если вам очень хочется пооскорбляться, могу принести миску каши сюда. Как нищему.
Собравшегося было ответить Виктора перебил Петр: видимо, громко мы орали.
— Барин… — Он застучал зубами, но все же договорил: — Добежал все-таки.
Кучер охнул, сообразив, что лежит, попытался вскочить. Я поймала его за плечи.
— Лежи. Ты сильно обморозился.
— Барыня… Да я…
— Лежи, — велел ему Виктор. — Так ты ко мне бежал? Что хотел сказать?
— Барин, сделайте божеску милость, заберите барыню отсюда!
— Это вы его послали? — «Аспид» повернулся ко мне. — Или до того беднягу довели, что он сам ночью помчался, лишь бы его от вас избавили?
— Да как у вас язык от таких слов не отсох, барин! — не выдержала Марья.
— Тихо! — рявкнула я.
Нянька подпрыгнула, Петр клацнул зубами, и даже Виктор закрыл рот.
— Марья, завари чая, пожалуйста. И подсласти как следует, меда не жалей, — попросила ее я. Виктор приподнял бровь, я сделала вид, что не заметила.
Нянька вскинулась, собираясь говорить.
— Пожалуйста, — повторила я.
Марья вылетела из людской.
— Петр, расскажи барину, что ты вчера видел.
Трясясь и клацая зубами, кучер рассказал, как «русалка» гналась за ним «аж до самых ваших угодий».
— Раз в доме нечисть появилась, значит, совсем благодать из него ушла, — закончил он. — Заберите барыню, пропадет ведь ни за грош.
Я выразительно посмотрела на Виктора. Тот, кажется, смутился. А потом вдруг стремительно склонился над конюхом.
— Не за барыней это, а за тобой нечисть приходила. Допился ты до того, что и душу свою пропил. — Конюх охнул, а Виктор продолжал: — Если бы я тебя не нашел да барыня не отогрела, уже сам бы русалкой по лесу бегал.
Тогда уж русалом, что ли. Но я придержала эту мысль при себе, чтобы не портить воспитательный процесс.
— Бог тебя в этот раз уберег. Меня послал да барыню вразумил. Только второго раза не будет. Еще хоть один раз водку в рот возьмешь, там тебе и конец придет. Понял ты меня?