Хозяйка заброшенного поместья
Шрифт:
Петр торопливо закивал. Трясло его все сильнее. Где там Марья? Надо сладким напоить, чтобы мышцам было из чего тепло вырабатывать.
Точно почувствовав эту мою мысль, нянька распахнула дверь, неся большую кружку.
— Как вы велели, Анастасия Павловна, чтобы горячий, но не жегся.
— Помогите его усадить, — велела я Виктору.
Тот недоуменно вскинул бровь, но послушался. Я поднесла к губам кучера кружку.
— Пей.
Петр попытался взять чай сам. Недоуменно посмотрел на перевязанные
— Оставь как есть.
— Так я бы сам кружку взял. Как раз бы и отогрел. Да и чешется…
Это хорошо, что чешется.
— Оставь как есть, — повторила я строже. — И пей чай.
Он подчинился, стуча зубами о кружку. Я продолжала объяснять:
— Руки ты отморозил, и ноги тоже. Насколько сильно — пока не знаю.
Пульс и на запястьях, и на тыле стопы сохранился, и это внушало надежду, что мужик не станет инвалидом.
— Зачесались — значит, начали понемногу отогреваться. Скоро заболят. Знаешь, как когда ногу отсидишь или руку отлежишь?
Петр закивал.
— Вот примерно так же, только намного сильнее. Надо перетерпеть. С этим я ничего поделать не могу.
— Разве у вас уже закончился парегорик? — вмешался вдруг Виктор. — Если уж не побрезговали руки запачкать, так отжалейте и лекарства.
Парегорик? Раствор опиума с камфарой и спиртом? Где ж ты вчера был со своими подсказками, когда я Марье руку без обезболивания вправляла?
Вот только дозировок этакой экзотики я точно не помню, неоткуда. Прошли те времена, когда подобными вещами лечили что угодно, от головной боли до младенческих колик, и хорошо. Может, на этикетке будет прописано, а если нет, рисковать не стану — этак недолго пациента и на тот свет отправить.
12.2
— Да что вы, барин, — опомнился Петр. — Не надо мне этого… горика. Мы люди простые, к барским штукам непривычны. Перетерплю.
Надо все-таки поискать — в сундуках Настеньки было множество коробочек, которые я пока не открыла. Потом порыться в маменькиных журналах: если это модное средство, может, и описание найдется.
Надо, надо, надо… Ежедневник завести, что ли, чтобы в голове все не держать? А то вон поесть некогда.
Поддерживая эту мысль, желудок громко заурчал.
— Вы сами тоже собирались есть на кухне? — поинтересовался Виктор.
— Нет, в столовой. Стоя, как лошадь! — не удержалась я. Слишком уж много яда было в его голосе.
— Хотел бы я на это посмотреть.
— Хотеть не вредно. — Нет, мне срочно нужно поесть, мозгу явно не хватает глюкозы. Другого объяснения этому детскому саду у меня не было. И поскольку Виктор убираться не торопился, пришлось добавить. — Но вы можете посмотреть, как я ем на кухне. Приглашение на кашу еще в силе.
Ладно, в
Зайдя в кухню, Виктор огляделся. Внимательно, будто инспектор из Роспотребнадзора. Лучше бы он так внимательно комнаты оглядывал, где жену оставил!
— Мойте руки, — сухо сказала я, подавая пример. — Перловкой не побрезгуете?
— Перловкой цари не брезговали, а мне и вовсе не по чину, — так же сухо ответил он.
Я поставила перед ним миску с деревянной ложкой. Виктор насупился было, но, когда увидел, что себе я взяла такую же посуду, вытаращил глаза. Я сделала вид, будто не заметила ни его досады, ни изумления. Оправдываться за грехи папеньки, который к тому же и вовсе не мой папенька, я не собиралась. Да и не до того было: каша пахла так, что как бы слюной не захлебнуться. Но пришлось есть чинно, как на званом ужине.
— Передайте Марье мою благодарность, каша выше всяких похвал, — сказал Виктор, попробовав.
— Обязательно. Но вы сами можете ее поблагодарить.
Не стоит ему говорить, кто на самом деле готовил кашу, я же не школьница — хвастаться элементарными вещами.
— Результат будет обратный. Она слишком привязана к вам, чтобы нормально относиться ко мне.
Я пожала плечами, не зная, что сказать. Не спрашивать же прямо, за что он так невзлюбил Настеньку. На самом деле моя предшественница и мне не слишком нравилась, даже со слов бесконечно обожающей ее няньки. Но Виктор-то на ней женился не под дулом пистолета? Должен был знать, кого в жены берет!
— Что у Марьи с рукой?
— Неудачно упала.
— Это может быть перелом. По дороге от вас я еще раз заеду к Евгению Петровичу. Сказали, он на родах, возможно, уже вернулся.
— Она откажется.
Виктор поджал губы.
— Я оплачу его визит.
— Я сказала: «Марья откажется», а не «я не буду платить», — я изо всех сил сдерживала раздражение.
Ладно, Виктор женился на больших… глазах и тонкой талии, но Настенька-то зачем пошла за человека, который каждое слово вывернет в какую-нибудь гадость? Драгоценностей ради? И ведь не спросишь.
— Я вчера собиралась сбегать за доктором. Она не позволила. Боится. Возможно, не зря.
— Деревенские предрассудки, — проворчал Виктор. — К слову, откуда вы знаете, как обходиться с обмороженным? Вы действовали и говорили слишком уверенно для наития.
— Чай будете? — спросила я, поднимаясь. — С медом или несладкий?
— Я пью несладкий.
Опять прокололась! Ладно, если что, и тут буду ссылаться на частичную потерю памяти после «нервной горячки». Я налила чай нам обоим, вернулась за стол.