Хранители
Шрифт:
— Ну, тогда смотри еще! — И маг, к ужасу Фродо, бросил Кольцо в камин, в самый жар.
Фродо вскрикнул и схватился за щипцы, но Гэндальф остановил его.
— Подожди! — приказал он, метнув на Фродо внимательный взгляд из–под косматых бровей.
С Кольцом ничего такого не происходило. Оно лежало себе на углях, темнея четким контуром. Спустя минуту–две Гэндальф поднялся, закрыл ставни и задернул занавеску. В комнате стало темно и тихо, только Сэмовы ножницы приглушенно клацали под окном. Маг еще немного постоял, глядя в огонь, потом щипцами выкатил Кольцо из камина и поднял его. Фродо перевел дух.
— Холодное! — сказал Гэндальф. — Держи! Фродо принял Кольцо дрожащей рукой, и оно показалось ему плотнее и тяжелее обычного.
— Смотри внимательно, — велел Гэндальф.
Фродо вгляделся и, к своему изумлению, обнаружил на совершенно гладкой прежде поверхности
— Я не могу прочесть, — едва слышно произнес Фродо.
— Не можешь, — жестко подтвердил Гэндальф. — Зато я могу. Буквы древние эльфийские, а язык — мордорский. Не надо ему здесь звучать. Я переведу для тебя надпись на Всеобщее наречие. Слушай! «Чтобы всех отыскать, воедино созвать и единою черною волей сковать…» Здесь только две строчки из древнего заклинания, слишком памятного по эльфийским преданиям:
ТРИ — ЭЛЬФИЙСКИМ ВЛАДЫКАМ В ПОДЗВЕЗДНЫЙ ПРЕДЕЛ; СЕМЬ — ДЛЯ ГНОМОВ, ЦАРЯЩИХ В ПОДГОРНОМ ПРОСТОРЕ; ДЕВЯТЬ — СМЕРТНЫМ, ЧЕЙ ВЫВЕРЕН СРОК И УДЕЛ. И ОДНО — ВЛАСТЕЛИНУ НА ЧЕРНОМ ПРЕСТОЛЕ В МОРДОРЕ, ГДЕ ВЕКОВЕЧНАЯ ТЬМА: ЧТОБЫ ВСЕХ ОТЫСКАТЬ, ВОЕДИНО СОЗВАТЬ И ЕДИНОЮ ЧЕРНОЮ ВОЛЕЙ СКОВАТЬ В МОРДОРЕ, ГДЕ ВЕКОВЕЧНАЯ ТЬМА.Маг замолчал, а потом продолжал медленно, глухим голосом.
— Это — Кольцо–Владыка. Это оно призвано сковать всех черною волей. Это его потерял Враг много веков назад, утратив вместе с ним большую часть своей силы. Он жаждет заполучить его больше всего на свете, но он не должен его получить.
Фродо сидел ни жив, ни мертв. Ему уже виделась ужасная длань, занесенная с Востока, готовая поглотить его, Шир, весь этот весенний мир, как грозовая туча.
— Но как же… — Он запнулся, голос вдруг перестал ему повиноваться. — Как же оно мне досталось?
— А–а, — протянул Гэндальф, — это длинная история. Начало ее теряется в Черных Годах, а память об этом времени осталась только у Мудрых. Если бы я решил рассказывать тебе все, нам и до зимы не управиться. Вчера я рассказывал о Сауроне Великом, Темном Властелине. Так вот, он снова воспрял и вернулся в Мордор. Даже вам должно быть знакомо это название, оно призраком проходит по краю самых древних ваших преданий. После каждого поражения Мрак менял обличья и разрастался вновь.
— Лишь бы теперь этого не случилось! — не сдержался Фродо.
— Мне тоже этого не хотелось бы, — согласился маг, — как не хотелось, уверяю тебя, всем, жившим под угрозой Мрака раньше. Только ведь их желания не спрашивали. Мы не выбираем времена. Мы можем только решать, как жить в те времена, которые выбрали нас. А наше с тобой, Фродо, время чернее день ото дня. Враг быстро входит в силу. Пока планы его зреют, но когда настанет их срок, нам придется туго. Даже без этой роковой находки, — маг показал глазами на Кольцо, — нам пришлось бы очень туго. Оно нужно ему. Вернув утраченную мощь, он станет непобедим, тогда не устоят последние наши оплоты, и все земли скроет Вторая Тьма. Ему очень нужно это Кольцо. Три Кольца, светлейшие из всех, эльфийские владыки укрыли от Врага, он даже не коснулся их. Семью владели гномы. Три из них Враг обнаружил, четыре сожгли драконы. Девять Колец он подарил смертным. О! Это были величественные и гордые короли. С тех пор они в ловушке. Много веков назад попали они под власть Кольца и стали Призраками, тенями во мраке, самыми ужасными слугами Саурона. С тех пор как в мире в последний раз видели Девятерых, прошло очень много лет но — кто знает? Мрак растет, могут вернуться и они. Ладно, хватит! — оборвал себя маг. — Не стоит говорить об этом даже таким чудесным утром в мирном и уютном Шире.
— Вот оно как, Фродо… — продолжал он некоторое время спустя. — Девять — у него. Семь — считай, тоже, кроме тех, которых нет. Три пока скрыты. Но они не интересуют его. Одно, только Одно ему нужно, то, которое сделал он сам, то, которое он наделил своей собственной огромной силой, которое выковано для того, чтобы править остальными. Попади оно к нему в руки — тогда не устоять даже Трем эльфийским, а все, созданное с их помощью, придет в запустение.
Вот в чем ужас–то, Фродо! Он ведь думал,
— Ну почему, почему его не уничтожили! — закричал Фродо. — Раз Враг такой могучий, раз Кольцо для него такая ценность, как же он потерял его? — Рука Фродо стиснула Кольцо в кулаке, словно не желая отдавать протянувшимся призрачным щупальцам Мрака.
— Кольцо у него отобрали, — сказал Гэндальф. — Тогда эльфы не уступали ему в могуществе, к тому же многие люди были на их стороне, и какие люди! Нуменорцы пришли тогда на помощь Среднеземью. Вот уж эту главу из древней истории следует рассказать! Тогда тоже сгущался Мрак, но на его фоне блистала величайшая доблесть, богатырские подвиги, и блистали не напрасно. Когда–нибудь я расскажу тебе о тех днях, а может, ты услышишь о них от тех, кто помнит их лучше… А пока скажу только главное: о том, как эта вещь попала к тебе. Гил–Гэлад, Король Эльфов, и славный Элендил с Запада одолели Саурона в бою, хотя и ценой собственной жизни. Сын Элендила, Исилдур, отсек мечом палец Саурона вместе с Кольцом и взял Кольцо себе. Дух Саурона вынужден был бежать и долгие годы скрывался, пока тень его снова не обрела форму в дебрях Сумеречья. Но Кольцо… Кольцо пропало. Исилдура на берегу Реки, возле Оболони, подстерегли орки. Весь отряд пал в бою. Сам же Исилдур, надев Кольцо, бросился в воду и ушел бы, конечно, ведь орки не видели его, но тут Кольцо соскользнуло у него с пальца, и туча стрел накрыла его… — Гэндальф замолчал.
— Там, в темных затонах Оболони, Кольцо исчезло из легенд и историй, кануло в небыль, но даже об этом знали немногие. Даже Совет не знал большего. И вот теперь, после долгих поисков и размышлений, я, кажется, могу продолжить историю Кольца Всевластья.
Века спустя, но все равно очень далеко от твоего времени, жил на берегах Реки, на самом краю Глухих Земель, искусный, быстрый народец. Думаю, они вам родня, скорее Хватам, чем прочим. Воду они любили, строили лодочки из тростника, рыбку ловили… И была там семья одна, зажиточная, уважаемая и многочисленная. Заправляла всем суровая и мудрая бабушка. Одного непоседливого отпрыска звали Смеагорл. Все–то ему интересны были всякие корни да начала. То он нырял в глубокие озера, то рылся под деревьями, то копал глубокие ямы и только наверх старался глаза не поднимать. Не нужны ему были ни солнышко, ни листва на деревьях, ни открытые всем ветрам вершины холмов.
И был у него друг по имени Деагорл, тоже вроде него, остроглазый, но не такой прыткий и послабее. Как–то раз отправились они на лодке к Оболони, там тогда цвели огромные поля ирисов. Смеагорл хлюпал по грязи возле берега, лягушек пугал, а Деагорл удил с лодки рыбу. Он уже задремывать начал, а тут такое клюнуло, что в миг его из лодки вон вынесло и ко дну потащило. Леску–то он выпустил, да в последний момент заметил на дне что–то блестящее и подхватил. А когда вынырнул, весь в водорослях, подплыл к берегу и поболтал в воде ладошкой — глядь! в руке у него оказалось дивное золотое кольцо! И так оно сияло и переливалось на солнце, что Деагорл закричал от радости. А с берега, из–за дерева наблюдал за ним его приятель. Пока незадачливый рыбак разглядывал свою находку, Смеагорл подкрался к нему сзади и заглянул через плечо.
— Дай нам это, Деагорл, голубчик, — попросил он вкрадчиво.
— Это еще с какой стати? — опешил Деагорл.
— А с такой, что у нас день рождения, голубчик, мы его хотим.
— А мне–то что! — хмыкнул Деагорл. — Я тебе уже подарил подарок, хватит с тебя. А это я нашел, себе и оставлю.
— Конечно, конечно, голубчик, — согласился Смеагорл, схватил приятеля за горло и задушил его, так понравилась ему блестящая находка. А потом он надел кольцо на палец.
О судьбе Деагорла так никто и не проведал. Убит он был далеко от дома, и тело хитро спрятано. Смеагорл же, вернувшись один, очень скоро обнаружил, что его не замечает никто, если только кольца не снимать. Ох уж доволен он был своим открытием, и вся его подлая натура тут просто расцвела. Он выведывал чужие секреты, пакостил всем, кому только мог, подслушивал и подсматривал, подкрадывался незамеченным и скоро настолько опостылел всей родне, что они лупили его при каждой возможности, а он кусал их за ноги. Он принялся воровать и теперь уж не разговаривал ни с кем, только урчал сам с собою «горлум, горлум», вот его и прозвали Горлумом, прокляли и велели убираться вон. Бабушка, чтобы сохранить мир в семье, самолично выставила его из норы.