Хранительница его сокровищ
Шрифт:
Тем временем Сокол собрал подающую надежды магическую молодёжь, включая Тилечку, и что-то им говорил. Лизавете сделалось интересно, она встала со стульчика и подошла.
Оказывается, он спрашивал их, как они умеют ориентироваться по звёздам.
Это была грустная для Лизаветы тема — звёзды и их рисунок совершенно не совпадали с тем, к которому она привыкла с детства. Ну да, какие-то прямоугольники и даже один полукруг она на небе видела, но смысла для неё они не имели.
Мальчишки заспорили, которая из звёзд — Северный Огонь. Тилечка вмешалась, тоже начала
— Госпожа моя, вас проводить?
— Нет, спасибо, я лучше послушаю про звёзды.
— Вам интересно про звёзды? — не поверил он. — Но мы не про поэзию, мы о том, как ориентироваться.
О да. «В час полночный близ потока ты взгляни на небеса, совершаются далёко в горнем мире чудеса».
— Про поэзию я и сама могу. А вот понять, как ориентироваться, лишним не будет.
— Там, где вы живёте, рисунок небес другой? — догадался он.
— Абсолютно другой. Ничего похожего. Вы же ищете север, да? У нас это хвост Медведицы. Малой, но есть и Большая. А у вас?
— А у нас хитро. Самый-самый север — это тот Огонь, который они там сейчас ищут и не могут найти, неяркая звезда, на пределе видимости для человеческого глаза без оптики.
— А есть оптика? — оживилась Лизавета.
— Конечно, есть подзорная труба, обыкновенная, а есть — усиленная магически. Есть даже телескоп, но он у меня на корабле. А вы думали? — усмехнулся он.
— Ничего я не думала. Рассказывайте про ваш Огонь.
— А сейчас спросим, и наши юные таланты расскажут, — он взял её за руку и подвёл к спорящей кучке. — Расскажите-ка госпоже Элизабетте, как вообще ищут направление на север.
— Направление на север указывает нам Северный Огонь. Только эта звезда светит очень слабо, поэтому, чтобы её увидеть, нужно найти четыре других — Маяк, Фонарь, Магический Огонь и Лампу, — начал Руджеро.
— Лучше всего виден Маяк, — подхватила Тилечка. — Вон он, если от правой сосны прямо наверх, от самой середины, это он. А теперь от него налево, и там Фонарь. Лампа — наверх от Фонаря, под прямым углом. А Магический Огонь, он это, как его, в общем, его не всегда видно.
— Переменная звезда? — усмехнулась Лизавета.
— Точно! — кивнула Тилечка. И в центре между ними будет две слабых звёздочки, и правая из них — это то, что мы ищем. А если посмотреть в трубу, то она разделится ещё на три.
— А ты сама-то хоть раз смотрела в трубу? — спросил Антонио.
— Конечно. И даже в телескоп, — сообщила Тилечка и, кажется, показала язык.
— Отлично, Аттилия не потеряется, — Сокол подмигнул девочке.
Дальше они пошли на берег, и он некоторое время экзаменовал молодёжь на предмет — как найти какую звезду, в какое созвездие она входит, где границы созвездий. На что ориентироваться, если выходим из гавани Фаро летом, и нам нужно на юг? А зимой, и идём на восток, в Адрианополис? А если сейчас, и попасть нам нужно на побережье Вичи? Молодёжь коллективным разумом искала и находила ответы на вопросы.
— А знаете, почему вон то созвездие, полукруг прямо над вашей головой, называется Венцом? —
Занятие закончилось, юные дарования усвистели куда-то по берегу всей компанией, а он отправился проводить её до шатра — за руку, чтобы не запнулась.
— Откуда бы, — усмехнулась она.
— Мало ли, — усмехнулся он в ответ. — Это, говорят, свадебный венец праведницы Марты, который она зашвырнула на небеса, отказавшись выходить замуж за того, кого ей назначили родители, и решив жить одинокой безгрешной жизнью в одной из обителей Сияния.
— А у нас есть Северная Корона. Южная тоже есть, только я её не видела. Тоже венец, не помню уже, чей. Кого-то из греков. Впрочем, вы ведь незнакомы с греками.
— Не знаю ни одного, — улыбнулся он.
То есть, в темноте видно не было, но по голосу она поняла, что он улыбается.
— Спасибо, господин Фалько, — она попыталась выдернуть ладонь из его руки, но он не дал.
— Доброй ночи, госпожа моя, — легонько пожал, и всё равно что растворился в ночи.
2.12 Лизавета прибывает в Палюду
Дальше дни в путешествии были похожи один на другой. Они поднимались утром, собирались, паковались, пили кофе и отправлялись дальше. Погода оставалась тёплой, и один раз даже купались. Лизавета тихонечко сползла в воду, окунулась по шею и выползла наружу. И снова сидела в кустах и любовалась на красивых мужчин.
Красивые мужчины, так уж получилось, по-прежнему составляли значительную часть её мира. Один вежливо улыбался, с живым интересом слушал вечерние рассказы у костра, а потом уходил, взяв с собой Крыску. И ещё дважды отказался отвечать на прямой вопрос о прежних поисках сокровища, во второй раз громко посетовав на её, Лизаветы, упрямство и непонятливость.
Второй напоминал птицу, выпущенную из клетки, или школьника на каникулах — таким он был заразительно жизнерадостным, причём со всеми. То они скакали наперегонки с мальчишками, причём он давал их коням какую-то значительную фору, потому, что Ураган исходно обладал лучшими характеристиками. То ныряли и доставали со дна раков и водоросли. То как-то раз сочиняли сонет, прославляющий всех трёх случившихся в отряде дам. Лизавету в нём назвали «невероятно учёной дамой, знающей множество историй».
Вечерние рассказы по-прежнему имели успех. После того, как она завершила историю монастыря и библиотеки, до середины ночи сидели у костра и обсуждали. Молодёжь сбежала гулять, служки улизнули в шатёр, прихватив вечернюю порцию пива, брат Джанфранко пошёл спать. Остались Лис, Агнеска, брат Василио и Сокол. Лис рассуждал о том, что скрывать знания от паствы так же дурно, как и чрезмерно их распространять. Сокол говорил о смехе — что и вправду смех великая сила, которая делает человека свободным, и пока ты смеёшься — над тобой нет ничьей власти. А брат Василио слушал-слушал их всех, потом пробурчал, что дураки они, раз так построили всё, что сами спасти не смогли. И простой пожар произвёл такие разрушения. Сказав это, он допил вино и отправился в шатёр.