Хрен С Горы

Кацман Изяслав

 

А кое-кто от случившегося даже в чём-то выиграл. Например, Кабирша, лишившаяся вдруг основного конкурента на рынке олова. Тем более что жителей материка на первых порах не затронул случившийся передел сфер влияния на море. И они подсчитывали неожиданно подскочившие барыши, а чуть позже веселились над унизительными поражениями старых соперников и конкурентов.

Впрочем, малину кабиршанцам испортил бурный рост производства железа -- как традиционного дрянного, известного уже несколько веков, так, в большей мере, и довольно качественной стали, технология которой попала на острова Востока незадолго до явления миру палеовийской мощи -- вместе с первыми тенхорабитами. Но тогда особого интереса это не вызвало. Плохую службу служила репутация металла мягкого,

быстро ржавеющего, требующего весьма хлопотной обработки проковкой, в то время как медь, а тем более бронза сравнительно легко плавилась. Вдобавок ко всему, железо отличалось нестабильными свойствами. Потому сталь до поры до времени весьма медленно завоёвывала рынки -- в основном там, где существовали тенхорабитские общины.

Теперь же, с подорожавшим в разы оловом, покупатели, при всём своём консерватизме, стали чаще обращать внимание на железные изделия, среди которых неожиданно находились не уступающие бронзовым по прочности. Очень быстро преимущества нового материала оценили и правители. Так что мастера-тенхорабиты превратились в стандартную принадлежность царских кузен и оружейных арсеналов. А привычка адептов новой веры нести в массы не только свою религию, но и знания, побуждала их распространять трактаты по металлургии и прочим премудростям. Потихоньку сталь начали выплавлять и без последователей Пути Истины и Света, не всегда удачно, конечно -- практический опыт никакими инструкциями не заменишь. Но, тем не менее, новый металл серьёзно потеснил бронзу. Кстати, слова Баклана о ноже из "скилнского железа", означали как раз сталь, а вовсе не то, что его сделали на далёком западном острове.

Пока, конечно, потребительский консерватизм ещё обеспечивает кабиршанского царя-жреца и его окружение высокими доходами от олова. Но не за горами уже маячат времена, когда бронза превратится в материал, идущий в основном на понтовое оружие, символизирующее высокий статус владельцев, да на скульптуры или всевозможные гонги, колокола, колокольчики и прочие предметы религиозно-ритуального назначения. Единственное, что может ещё спасти или даже повысить барыши извечного вохейского соседа-соперника - это начавшаяся гонка вооружений, в ходе которой правители островов Восточного Земноморья принялись вооружать свои войска ружьями и пушками. Если первые, как я понял со слов моего информатора, делались из стали, то вторые по преимуществу отливались из бронзы -- и представляли собой что-то фитильное, стреляющее ядрами.

В гонке вооружений все, кроме обитателей Тюленьих островов, делали только первые скромные шаги, и мало кто на востоке осознавал всю глубину творящихся перемен. Да и вообще, вся эта ремесленная самодеятельность на уровне средней шко..., то есть, Средних веков, совершенно не катила против подошедших к вопросу индустриально палеовийцев. Тагора даже обычная невозмутимость, тщательно им всегда сохраняемая, оставила, когда он пересказывал как на его глазах корабль "тюленеловов" разнёс в щепки три вохейских боевых галеры -- тем и бронзовые пушки не помогли. И никто из экипажей многочисленных судов, стоявших в этот момент в гавани Хтилтоша, даже сообразить толком ничего не успел. Единственная мысль, что посетила практически всех свидетелей сего погрома с разгромом -- это благодарение богам и духам-покровителям за то, что не они оказались объектом атаки палеовийцев.

Со всеми этими раскладами и многими иными подробностями из истории и географии Земноморья с окрестностями я волей-неволей ознакомился, когда пытал Тагора насчёт особенностей торговли вохейцев с Пеу.

Здесь схема была следующей: сначала купцы плыли от Вохе к берегам Тагиры, обычно с грузом стальных изделий и тканей. В Тагире распродавали ножи с топорами и мечами, большую часть тканей, в обмен получая продовольствие и немного тагирийского бронзового оружия и посуды -- как металлической, так и керамической. Далее они плыли прямиком к нашему острову, где меняли бронзу и керамику на ракушки. Пока в Мар-Хоне шли торги и погрузка, преобладающее направление ветров менялось таким

образом, что плавание от Пеу к берегам Вохе становились благоприятным, чем торговцы и пользовались. А через несколько месяцев всё повторялось.

Непонятно, правда, зачем нужен крюк в Тагиру -- не проще было бы сразу везти сюда стальное оружие. О чём я и сказал Тагору. Тузтец, усмехнувшись, просветил меня насчёт косности и консерватизма папуасских потребителей, не уступающих косности и консерватизму покупателей в странах куда более цивилизованных. И им со времён легендарного Падлы-Мишки подавай именно блестящую бронзу, а не невзрачное железо. Вот тагирийцы уже оценили достоинства стали и раскупают, сколько им ни привозят. Потому и приходится вохейским купцам проводить такой сложный обмен по треугольному маршруту.

Впрочем, они и по этой схеме навариваются неплохо (кто бы сомневался). Тагор, конечно, всех подробностей не знает, но и тех неполных и отрывочных сведений, которыми он мог поделиться со мной, хватало, чтобы понять, что прибыль торговцев исчисляется сотнями, если не тысячами процентов: сначала они железные изделия, стоившие дома раз в шесть или семь дешевле бронзовых, меняли в Тагире по курсу два или три к одному. Затем хреноватую тагирийскую бронзу (хреновую, потому что местные плавили её с минимумом дефицитного олова) меняли на ракушки в таком соотношении, что за плохонький ножик брали не меньше десятикратной цены хорошего кинжала работы вохейских мастеров дома. Разумеется, немало приходилось тратить на плату команде, продовольствие и ремонт корабля. Да и гибель судна со всем грузом и экипажем, а зачастую, и с самим владельцем -- не такое уж нечастое дело. Редкий сезон обходится без того, чтобы не пропал один, а то и несколько парусников.

 

Как только из рассказов Тагора стали ясны размеры навара заморских купцов, сразу же возникла мысль насчёт монополии на торговлю ракушками -- главное при этом не наглеть, и цены поднять, скажем, всего раза в полтора, чтобы уж совсем не лишать вохейцев барышей. Но осторожное прощупывание почвы во время моих ознакомительных визитов к хонским и вэйским сильным мужам поставило жирный крест на этих экономических планах: большинство пропускало мимо ушей все мои речи о каких-либо договорённостях с целью заставить чужеземцев платить больше. В теории ничто не мешало применить насилие и заставить местных торговать через меня и моих людей. Вот только я прекрасно помнил, что недовольство Кивамуем как раз и началось с попыток покойного типулу-таки установить контроль над внешнеторговыми операциями...

Потому оставалось довольствоваться сбором нескольких десятков тысяч ракушек в рамках переписи населения, да надеяться, что даже пятёрка местных старейшин, воспринявших идею картеля или синдиката (не знаю уж, чем они отличаются друг от друга), сумеет оказать влияние на торг, и я положу себе "в карман" некоторое дополнительное количество ракушек.

Правда, в свете моих кардинально изменившихся планов, не понятно, на что тратить эти ракушки, да и можно ли их будет потратить вообще. Раньше они должны были пойти на оплату проезда до Вохе и конвертирование в звонкую монету, предназначенную для дальнейшего пути. Мнение остающихся на берегу папуасов меня при этом волновало в последнюю очередь -- главное было утащить всю эту кучу связок на борт корабля.

Теперь же предо мной маячила перспектива заполучить не такую уж и маленькую сумму, которую, однако, невозможно превратить в реальные ценности по причине того, что вся эта груда тонопу в глазах моих "макак" и жителей Вэя-Хона проходила по ведомству морского владыки Тобу-Нокоре, и должна была использоваться в неком религиозно-магическом действии, которого с нетерпеньем ожидали все от мала до велика. В таких условиях простой обмен собранного на партию топоров или мечей будет народом понят не правильно -- с самыми неожиданными последствиями. Впрочем, судьба ракушек сейчас не главный вопрос. В крайнем случае, повисят год или даже два на идолах главного туземного морского божества и его помощников, пока я что-нибудь не придумаю.