Хрен С Горы
Шрифт:
И вообще погано на душе: планируя мероприятие, как-то не задумывался ни о том, как будут выглядеть окровавленные куски мяса, бывшие совсем недавно живыми людьми, ни о том, как будут реветь над облепленными мухами трупами женщины и дети, ни о том, как сам буду смотреть в глаза ограбленным. Ни о том, сколько ненависти будет в этих глазах.
Дальнейшее было как в тумане. Я на автопилоте командовал, сколько продовольствия оставить местным, сколько ещё забрать с собой: мы же не совсем звери, оставим им жратву, чтобы до нового урожая дотянули. А свиней угоним всех. Разумеется, побеждённые таскали нашу добычу всего лишь до промежуточного лагеря — нечего им показывать, куда следует идти, чтобы мстить.
Неделю после столь удачной экспедиции я отходил. На последовавшем по случаю победы пиру я забыл про брезгливость
В течение последующих месяцев было совершено ещё два похода на сувана — по такой же точно схеме. Но я в них уже не участвовал, полностью доверив руководство своим заместителям. В третий раз Такумалу пришлось выдержать сражение против нескольких сотен воинов, собравшихся со всех селений Сувана. Впрочем, в том походе с нашей стороны участвовало больше семидесяти «макак» и под две сотни бойцов вспомогательного отряда, так что победа всё равно осталась за нами, хотя и обошлась недёшево: погибло семь членов нашего братства и тридцать четыре человека из бонкийского ополчения. Зато врагов на поле боя осталось свыше двух сотен.
Охреневший от такой подлянки со стороны противника Такумал тогда не ограничился грабежом одной деревни, как планировалось, а нанёс визиты ещё в три соседних. Лишившиеся большей части более-менее опытных воинов сувана были настолько деморализованы, что безропотно позволили выгрести бонкийцам столько из своих запасов, сколько те сочли нужным. Также без сопротивления побеждённые перетаскали отобранное у них продовольствие и прочее имущество в указанное победителями место. Причём мой «олени» махнул на прежнюю предосторожность и приказал доставлять трофеи прямо в Мака-Купо. Я, разумеется, прочитал ему и всем остальным длинную лекцию по технике безопасности при грабежах соседей, но «макаки» от моих опасений отмахнулись: ну право, стоит ли из-за страха перед местью со стороны сувана таскать на своём горбу награбленное, когда это могут сделать наши жертвы.
После третьего похода наметились разногласия не только по данному вопросу, но и по поводу дальнейших действий. Часть членов нашего братства, в основном из числа тех, кто когда-либо пострадал от набегов восточных соседей, выступала вообще за окончательное решение суванского вопроса — то есть вырезать их начисто. Впрочем, сторонники столь радикального подхода были в меньшинстве: большинство просто предполагало и дальше грабить врагов, пребывающих ныне в полном ничтожестве — уж больно понравился народу подобный способ пополнения продовольственных запасов. Увы, мне пришлось разрушить радужные мечты своих подчинённых о том, как они будут до скончания веков грабить деморализованных врагов.
Я просто сказал, что, во-первых, после второго-третьего посещения каждой суванской деревни и выгребания припасов, там все разбегутся или перемрут от голода. А во-вторых — ещё раньше, чем до этого дойдёт, рана, северные соседи ограбленных, начнут совершать на них набеги, и либо займут эту земли, либо подчинят себе ослабленные суванские общины.
Во время всех наших экспедиций в восточном направлении и в промежутках между ними разведчики исправно выясняли расположение суванских поселений и численность населения в них. Всего они насчитали двенадцать селений с числом жителей от нескольких сотен до тысячи. В итоге после анализа всех разведданных я пришёл к выводу, что по всему Сувану проживает от семи до девяти тысяч человек. Взрослых мужчин среди них, если судить по аналогии с бонкийцами и сонаями, где-то в пределах полутора тысяч. То есть было. Нашими стараниями это число уменьшилось на добрых три сотни — причём по большей части самых опытных бойцов. Плюс к этому серия поражений сильно подкосила дух сувана. Так что ничто не мешает рана нападать на соседей, с которыми у них отношения были примерно такими же, как с бонко. Нужно ли нам получить вместо битых сувана уверенных в себе рана, вопрос риторический.
В итоге «пану макаки» решили сместить вектор экспансии в северо-восточном направлении. Благо всего в паре километров от нашего оплота текла речушка, впадающая в лежащее недалеко от морского побережья озеро, на берегах которого стояло шесть деревень рана. Правда, ко времени появления моих сонайских родичей был совершён только один набег, в ходе которого ограбили ближайшее к нам озёрное поселение. Причём, учитывая то,
Впрочем, за эти четыре похода награбить «макаки» успели столько, что на ближайшие четыре или пять месяцев продовольствием обеспечены не только неполные одиннадцать сотен «питарасу», «барану» и «тупису», но и примерно двадцать кандидатов в наши ряды, и две с лишним сотни штатских: женщин, детей, а также ремесленников, сманенных со всего Бонко. При этом кое-что ещё перепадало родственникам членов нашего сообщества и работникам медеплавильной мастерской в Хау-По.
Так что пока мы на совете командиров решили приостановить грабительские походы на восточных соседей. Тем более, что я выдвинул план по превращению сувана и рана в ганеоев славного воинского братства «пану макаки». Конечно, урожайности коя и баки у будущих наших данников была ниже бонкийской на добрую треть. Но если их снабдить медными лопатами и мотыгами, они вполне способны компенсировать низкую урожайность большими площадями: я уже успел убедиться, что применение металлических орудий увеличивает скорость обработки земли раза в полтора, если не больше. Но если бонко в Хау-По, которым достались новые чудо-орудия, просто стали меньше работать, но рана с сувана придётся работать не меньше, а может быть даже больше, чем раньше. Ибо когда обезьяна взяла в руки палку, другие обезьяны стали работать на неё. А у моих «обезьян» в руках далеко не палки, а весьма прогрессивное по туземным меркам вооружение.
О медных орудиях для будущих ганеоев я пока что умолчал, но сама идея сделать данниками нашего небольшого сообщества целое племя моим орлам зело понравилась. Тем более, что бонко понимали уже разницу между охотой, к коей можно отнести прежние наши походы на восточных соседей, и регулярным животноводством, аналогом которого можно считать обложение постоянной данью.
Впрочем, планы на будущее в своём рассказе гостям о нашем житье-бытье я опустил.
Пока шла экскурсия, успели приготовить пиршественный стол. Который у нас был действительно столом, а не кучей циновок с разложенной на них едой. Размеров нашего «круглого» (получившегося в виде косого овала, несмотря на все старания Сектанта претворить в жизнь мой замысел) стола хватало, правда, только на тех, кто дослужился до звания «питарасу». То есть, конечно, при желании рассадить можно было там ещё десяток-другой человек, но я предпочёл зарезервировать свободные места для тех из «тупису», которые после ближайших походов пополнят элиту братства «пану макаки». Ну и для особо уважаемых гостей. Моих сонайских родичей, например.
И конечно, имелось за столом место для Солнцеликой и Духами Хранимой тэми. Папуасский мужской шовинизм, хотя и не доходящий до классического «Kirche, Kinder, Kuche», столкнулся в рядах моих «макак» с роялизмом. В итоге монархические настроения (не без моего участия) победили, и Раминаганива отныне могла сидеть за одним столом со своими «лыцарями». Пользовалась юная претендентка на престол Пеу своим правом, конечно, не всегда. Сегодня, например, она перед гостями не появилась: я не был уверен до конца в мирном характере визита Вараку, Кано и компании.
Гости, по словам Вараку, евшие последний раз ещё утром в Хау-По, усиленно налегали на еду. Хозяева от них не отставали. Хмельному же все уделяли куда меньше внимания. Так что о цели визита речь пошла на удивление быстро — по туземным, конечно, меркам. Где-то часа через три после начала пиршества.
Я, правда, не сразу понял, что сонаи перешли от обычных разговоров «обо всём понемногу» к делу: Кану принялся рассуждать о вохейских торговцах и их товарах, я буквально на минуту задумался, пропустив предложение-другое, а когда вновь прислушался к окружающим, обнаружил, что разговор идёт о притеснениях и злоупотреблениях со стороны Кивамуя, который взял последнее время моду править, грубо нарушая освящённые обычаями права и свободы своих подданных. Переход от торговли предметами заморского происхождения к личности типулу-таки показался мне несколько неожиданным. Впрочем, из последующего разговора я почти сразу же понял, что как раз одним из проявлений тирании Кивамуя была узурпация в его руках всей торговли металлическими предметами импортного происхождения, которые отныне доставались гордым дареоям только милостью правителя острова.