Христианин. Nil inultum remanebit. Часть первая. Предприниматель
Шрифт:
– Николай Степанович, а правда это были бандиты? – спросила она у Николая, и когда он утвердительно кивнул, добавила. – Ой, как интересно! Такие бандиты симпатичные! Особенно тот, с голубыми глазами. Ну, просто чудо! Такой мальчик!
Ее восторг вызвал у одних сотрудников усмешки, у других – недоумение, но он, этот восторг, немного, совсем чуть-чуть, разрядил обстановку. Николай, однако, не удивился поступку своей сотрудницы.
Елена Николаевна была очень красивая женщина, и, видимо, поэтому она иногда задавала вопросы об очевидном и понятном
Николай оседлал поставленный перед ним офисный стул, сев к его спинке лицом и положив на нее руки. Находясь почти в центре комнаты, на равном удалении от каждого из своих сотрудников, он внимательно всматривался в их лица. Они прекратили работу и смотрели на него. Конечно, они ждали, что он им скажет, – ведь в такой ситуации они были впервые, и живых бандитов, настоящих, тоже видели в первый раз и, понятно, не знали, как надо себя вести, если вдруг они появятся снова. Николай понял, что от него ждут пояснений, и, чтобы не было кривотолков и предположений о визите и визитерах, и последствиях визита, сказал:
– Как вы уже поняли, от меня, то есть от нас, – подчеркнул интонацией Николай, – от нас только что ушли бандиты. Рэкетиры. Это те самые, о которых пишут в газетах. К нам приходили самые серьезные бандиты в Приокске – мамонтовцы. Их визит на вас никак не скажется. Ни морально, ни материально. Для вас все остается по– прежнему.
– А чего они от вас хотели? – спросила Елена Николаевна.
Николай усмехнулся.
– Они приходили дать мне крышу, за которую я теперь должен им платить, – ответил он Елене Николаевне и продолжил для всех. – Повторяю: вас всех это никак не коснется. Работайте и ни о чем не думайте. Все мои знакомые уже давно под разными крышами. И ничего – работают. И мы будем работать. Скоро они все предприятия покроют своими крышами. Все. Похоже, это процесс неизбежный.
– А что, разве на них никакой управы нет? – спросила Светлана, выразив, очевидно, общий вопрос, потому что все, в ожидании ответа, одновременно смотрели на Николая.
– Управы? Да если бы она была, то эти гоблины так бы не плодились. Я думаю, что, наверное, нет.
– А милиция? – удивленно возразила Катя.
– Да! А прокуроры там всякие? И эти… ну как их… ну, те, которые там с организованной преступностью должны бороться? Они-то тоже ничего не могут сделать? – добавила вопросов Светлана.
И сотрудники вступили друг с другом в оживленную дискуссию и наперебой высказывали предположения, почему нет управы на бандитов, когда все это кончится и кончится ли вообще и вообще – почему все так?
Немного послушав, Николай прервал разговоры и сказал:
– Мне говорили осведомленные люди, что прокурор области дал указание своим не вмешиваться в отношения предпринимателей и коммерсантов с бандитами. Я думаю, что прокурор не мог сам решиться на такое. Значит, это идет из Москвы.
– Это значит, что всех коммерсантов и предпринимателей отдали на растерзание бандитам, – мрачно сказала Катя, и наступила тишина.
Через
До конца рабочего дня оставалось около часа. Понимая, что теперь они вместо работы могут еще долго искать ответы на вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?», Николай отпустил всех домой. Быстро просмотрел последние счета и накладные, наметил план на завтра и через полчаса тоже отправился домой.
Он ехал по знакомым с детства улицам ночного Приокска, ехал не торопясь, вглядываясь в стоящих на остановках людей, ожидающих муниципальный транспорт, смотрел на дома, расцвеченные разноцветными огнями окон, магазины и гостиницы, коммерческие ларьки и газетные киоски… Это его родной город; но сегодня у него появилось чувство, что этот город уже не принадлежит ему так, как принадлежал до прихода бандитов. Это уже не его город – добрый, спокойный, понятный. В нем появилась некая злая сила, она сделала его непонятным, неспокойным и даже опасным. Сегодня вечером он это понял. На душе у него было скверно: чувство потери чего– то важного скрадывало нормальный, в общем-то, итог разговора с бандитами.
И было еще какое-то неизвестное чувство, которому он не мог дать подходящего названия. Он ехал и размышлял, пытаясь осознать последствия визита бандитов, – нет, не материальные последствия… Они-то как раз были ему понятны. Он хотел понять другие последствия, которые не имеют потребительской стоимости. Прихода бандитов он ждал давно и внутренне был давно готов к их появлению. Он понимал, что им нужно будет платить дань, то есть отдавать деньги, чтобы не иметь с ними неприятностей. Собственно, об этом сегодня и шел с ними разговор. Но только ли о деньгах шла сегодня речь? Утрата денег вызывает только сожаление, не более. А тут другое, совсем другое чувство…
И только подъезжая к дому, Николай хоть и смутно, но определил то чувство, которое довлело над ним после ухода бандитов. Он гражданин великой страны и свободный человек, осознающий свое человеческое достоинство, испытал сегодня самое унизительное чувство – чувство собственного бессилия и осознал самое страшное – безнадежность какого-либо противостояния приходившему к нему злу. Сегодня его унизили. Оскорбили. Ударили в правую щеку. Это сделали одни. А другие подставили его левую. Против его воли. И сделали это люди, отдавшие областному прокурору команду не мешать бандитам…
Припарковав свой старенький «Москвич» возле дома, почти напротив подъезда, он долго еще сидел, положив руки на руль, и размышлял.
Только в половине восьмого он подвел итог прошедшему дню. Закрыл автомобиль, поставил его на сигнализацию и пошел домой, унося из своих размышлений надежду на то, что засилье бандитов не вечно. Как и все его знакомые, он надеялся, что будут перемены в высшем руководстве страны – будет и другое отношение к организованной преступности. И когда-нибудь бандиты исчезнут, как призраки, порожденные диким капитализмом периода первоначального накопления капитала.