Хризалида
Шрифт:
Цитаты из Гуро, рассыпанные по страницам дневника М.-М. и взятые в качестве эпиграфов к стихам 1920-х годов, свидетельствуют о том, что ее внутренний разговор с «покойницей Элен» [76] не прерывался [77] .
4
Вскоре после начала занятий с дочерью С.В. Лурье Таней у М.-М. появляется еще одна ученица, дочка почетного гражданина Москвы Владимира (Вольфа) Мироновича Шика Лиля. Иногда занятия проходили на дому у учительницы (М.-М. жила вместе с двумя своими подругами [78] ), и тогда маленькую Лилю приводил ее старший брат Миша, гимназист. «Однажды во время поэтических разговоров перед камином в нашей компании поднялся вопрос, кто чем или кем хотел бы быть, если бы не был человеком <…> Я ответила на вопрос, мною же заданный, что хотела бы быть травинкой, стебельком травы <…> Через несколько месяцев после этого М<иша> случайно забыл у меня записную книжку. Раскрыв ее, я прочла: “В день 17-летия моего. Она хотела бы быть травинкой. Чего пожелать мне для себя в этом году? Я хотел бы превратиться в каплю росы, чтобы стать слезой о ее судьбе и чтобы поить ее, и чтобы встретить нам вместе зарю, возвещающую Христа” (я не ручаюсь за всю редакцию, но смысл и образы, в какие он отлился, помню)» [79] . Михаил Владимирович Шик родился в 1887-м [80] , значит, описываемые события происходят в 1904-м. Так в жизнь М.-М. входит главный герой ее лирики — «юноша, не мыслящий жизни без меня, без своей Любви, охватившей его душу и дух, и юное, жаждущее смысла и радости земное существо –12 лет царившей в жизни его — любви ко мне, к женщине вдвое его старшей» — «десять лет всё крепнувшей и прораставшей в религиозную область связанности». Счастливые будни этого союза запечатлены в дневнике О. Бессарабовой [81] .
76
Слова
77
Показательно, что «главное впечатление» от немногих встреч с Аделаидой Герцык свелось у М.-М. к четырем строчкам поэтессы:
Блаженна страна, на смерть венчанная,
Согласное сердце дрожит, как нить.
Бездонная высь и даль туманная, —
Как сладко не знать… как легко не быть…
первая из которых была выбрана Еленой Гуро эпиграфом для ее пьесы «Осенний сон» (СПб., 1912).
78
Одна из них — Анна Васильевна Романова (1873–1968), первая жена писателя Пантелеймона Романова, с которым М.-М. ее и познакомила. Благоговейно вспоминая А.В. Романову, Е. Бирукова сравнивала ее с М.-М.: «Их молодые годы прошли в совместных духовных скитаниях, в поисках Истины. Обе жадно бросались на всё новое в умственно-духовной сфере, но быстро разочаровывались. Они были так душевно слиты, что не могли и дня прожить друг без друга. В то время обладавшая собственным стилем Анна Васильевна ходила в ослепительной английской блузке с застроченными складочками, заправленной в гладкую темную юбку, в туфлях на высоких каблуках; паутинно-тонкие волосы пышно завиты, на цепочке лорнет. Когда Анна вспыхивала гневом, Вава останавливала ее: “Анна, не яритесь!” Но дружба эта стала отмирать с уходом Анны Васильевны в Церковь. Варвара Григорьевна — поэтесса, своеобразный педагог, “пробудитель” душ — так и осталась “вольным искателем жемчуга”, вся в расплывчатом мистицизме. Она равно принимала и Толстого, и Рамакришну, и Ромена Роллана, хотя к Церкви также тяготела» (Бирукова Е.Н. Душа комнаты //.
79
М.-М. Сыну об отце. 1953 (рукопись, семейный архив Шиков и Шаховских).
80
См. о нем: Шик Е. Путь (о моем отце Михаиле Владимировиче Шике — отце Михаиле) //она же. Воспоминания об отце // Альфа и Омега. 1997. № 1(12) ; Бессарабова. Дневник (По ук.); Шоломова С. Осенняя элегия // Дорога вместе. № 1, 2007; она же. Запечатленный след. М., 2011.
81
Бессарабова. Дневник. С. 100–101, 107, 109, 118, 140–141. В письме к своей подруге З.А. Денисьевской от 11–9 февраля 1928 г. М.-М. рассказывает историю этой любви так: «М.В. Шик в течение 12-ти лет приносил мне ежедневно, ежечасно величайшие дары — благоговейного почитания Женщины, нежности, бережности, братской, отцовской и сыновней любви, заботы, верности. Когда ему было 20, а мне 38 лет, наш союз стал брачным, и брак длился около 10 лет. В этот промежуток было, впрочем, и у него, и у меня охлаждение. Он встретился тогда с Н.Д. (его женой в настоящем). Я почувствовала, что это не простая встреча. И в тот час моей жизни мне было не трудно отдать его др<угой> женщине. К этому я была вообще готова с самого начала. А в том году, когда он проводил лето с Н.Д. и ее подругами на Волге, я жила в Швейцарии — и там наша встреча с Л. Шестовым, у которого были уже жена и две дочери, наполнилась и озарилась такой чудесной музыкой общения — когда душа радуется другой душе, непрестанно повторяя: “ты еси”. Я написала об этом М.В. Он пережил ревнивую боль и рванулся от Наташи ко мне с новым жаром» (МЦ. КП 4680/165).
В 1909 г. Шик, студент Историко-филологического факультета Московского Университета (закончил в 1912 по двум кафедрам — все общей истории и философии), вместе с М.-М. приступает к работе над переводом книги Уильяма Джеймса [82] «Многообразие религиозного опыта» (перевод выходит в 1910 г. с предисловием Лурье). Внимание русской публики к этой книге, опубликованной в 1905 г., привлек Лев Шестов в своей статье «Разрушающий и созидающий миры», написанной к 80-летию Льва Толстого. Статья Шестова была опубликована в 1-м номере «Русской мысли» за 1909 г. Представляя книгу этого известного и признанного в Европе американского психолога, Шестов писал: «Джемса интересует <…> то, что религиозные люди называют откровением. По своему личному опыту Джемс совсем не может судить об откровении, ибо сам ничего такого не испытал <…> Джемс добросовестно изучал, насколько возможно, показания религиозных людей и пришел к заключению, что откровение — это факт, с которым нельзя не считаться, и что люди, испытавшие откровение, знают многое такое, чего люди обыкновенные не знают» [83] . Переводческая работа М.-М. и М.В. Шика была вдохновлена Шестовым, поддержана С. Лурье, который стал редактором и издателем книги.
82
В старой транскрипции было принято написание: Джемс. Первоначально Лурье предлагал выполнить перевод Е. Герцык, но она отказалась, испугавшись объема и необходимости подготовить перевод в краткий срок (о чем писала Вяч. И. Иванову 19 февраля 1909 г. — Сестры Герцык. Письма. СПб., 2002. С. 573).
83
С. 35.
В некрологе У. Джеймса С. Франк писал: «Возрождение религии и интереса к ней совершается на наших глазах под значительным влиянием Джемса, в форме волюнтаристического романтизма, связанного с пренебрежением к рациональному началу мировоззрения; на смену “рассудочной” философии подымается снова волна философии веры и чувства, ценная углублением духовных переживаний, но страдающая в известном смысле принципиальной смутностью и хаотичностью. “Аполлоновское” начало всецело приносится в жертву “дионисовскому”, вместо того, чтобы гармонически сочетаться с ним; духовное углубление искупается потерей всяких объективных критериев, ясное знание сменяется неуловимым субъективизмом “переживания”. Задача построения жизнепонимания, которое соединило бы глубину с ясностью, эмоциональное богатство с рациональной прочностью и необходимостью, лежит еще впереди» [84] . В атмосфере напряженных религиозных поисков начала века книга Джеймса привлекала «идеей религии как своеобразного и самодовлеющего непосредственного переживания» [85] , поражала тем, что «апология духовного опыта — утверждение его ценности, автономии, многообразия — давалась от имени академической науки» [86] . Для революционизированного сознания читателя начала XX века было исключительно важно, что религия трактовалась Джеймсом не как «социальный институт, а непосредственное переживание, не историческая традиция, а психологическое состояние; не рутинный ритуал, а мистический экстаз; не зависимость от авторитета, а внезапное (пусть и многократно повторяемое) первооткрытие» [87] . В 1911 г. Н. Бердяев назвал «Многообразие религиозного опыта» «прославленной книгой» [88] , в 1914 г. на нее ссылался В. Жирмунский [89] .
84
Франк С. Виллиам Джемс // РМ. 1910. № 10. С. 221.
85
Там же. С. 219.
86
Эткинд А. Джемс и Коновалов: многообразие религиозного опыта в свете заката империи // Новое литературное обозрение. 1998. № 31. С. 102.
87
Там же. С. 106. Характеристика религии по Джеймсу как «непосредственного переживания» была дана в названной выше статье С. Франка, не упомянутой в работе Эткинда.
88
Бердяев Н. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С. 244.
89
В своем исследовании «Немецкий романтизм и современная мистика» (СПб., 1914. С. 13).
С начала 1910-х г. переводы становятся основным источником дохода М.-М. Она переводит романы Бернарда Шоу: «Карьера одного бойца» (1911; книга переиздается в переводе М.-М. и по сей день) и «У жертвенника искусства» (1913). В 1913-м вышел роскошный фолиант «Микель-Анджело Буонарроти» — монография Г.Д. Грима [90] .
Объемные переводческие труды не мешают М.-М. много путешествовать. Весной 1910 г. М.-М. собирается вместе с М.И. Пришвиным и А.М. Ремизовым отправиться в Лапландию [91] . Этот план не воплотился в жизнь и был заменен другим: вместе с М.В. Шиком и писателем Е. Лундбергом, знакомым ей еще с киевских времен, М.-М. в том же году едет в Грецию (Афины, Элевсин) и Константинополь. В декабре 1910 года М.-М. вместе с Ю.Н. Верховским и Пришвиным навещает Ремизова в Петербурге [92] . Летом 1912 она гостит в швейцарском городке Коппе, где в это время живет с дочерьми Шестов [93] . Подписи под стихами 1913 г.: Москва, Крюково, Воронеж, Уси Кирка и Гунгебург (Финляндия), Варшава. 1914 г.: Воронеж, Москва, Тула.
90
Год издания обозначен так: 1913–914. Однако 2-й обещанный том в печати не появился. Рукопись его сохранилась в архиве: ИРЛИ. Ф. 212. Ед. хр. 16.
91
Об этом Пришвин пишет Ремизову 27 марта 1910 г. — см.: lucas_v_leyden. 1 декабря 1910 года (ст. ст.): хроника // http://lucas-v-leyden.livejournal.com/86954.html.
92
Там
93
Открытка М.-М. от 8 июля 1912, посланная О. Бессарабовой из Швейцарии (Дом-Музей Марины Цветаевой. КП 4680/21), Баранова-Шестова. Указ. соч. Т. 1. С. 112. 15 июня 1939 г. М.-М. узнает о смерти Шестова и вспоминает «месяц в Коппэ, когда души безмолвно сблизились на такой головокружительной высоте, и в такой упоительной молодой радости общения, что каждое утро казалось первым утром мира. Озеро, сумрачные игры Савойи, розы маленького сада, росистая трава по вечерам, огромные оранжевые улитки, каждая книга его библиотеки, чай, кот<орый> я готовила ему по ночам, когда дети уже спали, музыка, во время которой я встречала его долгий, неведомо откуда пришедший, о невыразимом говорящий взгляд». Ср. прим. 81.
5
М.-М. и М.В. Шик никогда не жили общим домом.
«Брачные (редкие) встречи были как бы в лампадном свете и в ощущении своей плоти как бы в свете преображения: в силе и славе, какой озаряла ее любовь этого человека»:
Отовсюду веют, реют крылья, Тьмы и тысячи незримых сил. Что решенья воли, что усилья? Да свершится всё, что рок судил.М.В. Шик подарил М.-М. «кольцо, на котором были вырезаны слова “свет радости, свет любви, свет преображения”. И горько поплатились мы за это кольцо. Он — за то, что от человека, от слабой и грешной женщины ждал этого света. Я за то, что считала себя несущей этот свет. И чувство, нас связывающее, принимала за путь — притом для нас единственный — ведущий к преображению»:
То нездешнее меж нами <…> Не от плоти, не от крови — Духом в духе нам дано.«Душа монастырская, — так определила меня однажды Танечка Щепкина-Куперник. Мы ехали вместе на дрожках к общему другу Н.С. Бутовой, и Т<атьяна> Л<ьвовна> говорила, — Не могу вас представить ни замужем, ни матерью семейства, ни служащей в как<ом>-ниб<удь> учреждении. Вижу вас только в монастыре. Или странницей — так Вы, кажется, теперь и живете. — Монастырская душа! (с звучным поцелуем в щеку)» [94] .
94
20 августа 1952.
С началом первой мировой войны М.В. Шик был мобилизован и служил в армии в чине унтер-офицера инженерных войск [95] .
В 1915–917 гг. М.-М. совершает паломничество по русским монастырям. В 1915 г. пишет стихотворную книгу «Монастырское» (издана в 1923 г.).
Эта книга стала поворотным пунктом в ее творчестве. Каждое стихотворение — отдельная сюжетная новелла. Персонажная лирика, не теряя проникновенной интимности, подсвечивается приглушенной авторской иронией. Лирические многоголосье авторской волей претворяется в эпическую полифонию. В «Монастырском» М.-М. удалось, «учитывая» проблематику и достижения лесковской прозы, без фальши и глянца запечатлеть мир православной женщины (и самосознание, и среду) с ее земными слабостями, со вполне человеческой мерой подлинной веры, без экстатической надломленности и акцентированного индивидуализма, характерных для декадентского богоискания начала века.
95
«Иду к Льву Исааковичу. Он устраивает мне какую-то работу в “Утре России”. А без этого я пошла бы на паперть, так как доходы Михаила Владимировича прекратились» — из письма М.-М. к Н.С. Бутовой 8 марта 1916 (Бессарабова. Дневник. С. 116).
«В 45–4>6 лет Оптина пустынь — нимб вокруг головы старца Анатолия, чудесный свет от всех вещей его кельи, куда он меня вызвал после общего благословения» [96] . В феврале 1917 г. — Саввино-Сторожевский монастырь под Звенигородом. Как и ее отец, она порою испытывает потребность в монастырском затворе, однако не получает на этот шаг прямого благословения:
Нет веленья затвориться Мне в стенах монастыря.96
Стихотворение «То нездешнее меж нами…» с пометой «Оптина пустынь» датировано 1916 г.
«От 48 лет ряд попыток войти в церковь. Невозможность принятия догматического христианства и церковных канонов» [97] .
«Вавочка — бунтовщица, еретик, индивидуалистка до мозга костей. А в религиозной церковной жизни много так болезненно остро для нее неприемлемого, что и тронуть нельзя» [98] .
В 1928: «От Флоренского как от “Столпа” я сама отошла [99] . Штейнер также не говорил мне (другим очень говорил то, что я сейчас сама нащупываю интуитивно при дружеской помощи и при ежедневном чтении Арканов [100] . Это отнюдь не уводит меня из церкви, но расширяет ее грани до бесконечности и вкладывает в ее обряды и слова новый смысл и помогает различать исторические надстройки и прослойки, и то “слишком человеческое”, косное, заносчивое, тупое и невежественное (на что наталкиваешься, имея дело с церковниками <…>), помогает не смешивать <…> с искрами веры, богопочитания и богопознания, кот<орые> есть у каждого верующего» [101] .
97
26 октября 1932.
98
Из письма О. Бессарабовой к З. Денисьевской 28 февраля 1922 г. // Бессарабова. Дневник. С. 439.
99
Ср. в письме М.-М. к В.К. Затеплинскому от 7 сентября 1920 г.: «Читали ли Вы Флоренского: “Столп и утверждение истины”? <…> Одолейте ее, не смущаясь нагроможденности филологического материала. Это — местами. Зато есть страницы, льющиеся млеком и медом тайнознания, сладостнейшей и губительнейшей из тайн — Эроса» (МЦ. КП 4680/197).
100
Очевидно, М.-М. читала книгу Владимира Алексеевича Шмакова «Священная книга Тота. Великие арканы Таро. Абсолютные начала синтетической философии эзотеризма» (М., 1916). Духовная эволюция М.-М. довольно типична для определенных кругов европейской интеллигенции ее поколения: ср. характерное подтрунивание над У.Б. Йейтсом в статье У. Одена: «покойный с годами не только не избавился от причуд, но и приобрел новые. В 1900 году он верил в волшебство, что уже говорит о многом, но в 1930-м перед нами жалкое зрелище: взрослый человек не брезгует черной магией и индуистской чепухой» (Оден У.Х. Чтение. Письмо. Эссе о литературе. М., 1998. C. 116).
101
Письмо М.-М. к З.А. Денисьевской 11–19 февраля 1928 г. (МЦ).
Во время переписи населения 1937 г.: «“Конечно, верующая?” Я ответила: “Да”. На вопрос о православии, сказала: “вне церковности”. Все обернулись. Довольно свирепого вида пожилая службистка спросила: “Как это?” Я сказала: “Очень просто. Верую в Бога, в бессмертие души, в высший смысл жизни, обряды же для меня не имеют такого значения, как у православных”».
6
В 1914–1917 г. вокруг М.-М. составился «Кружок Радости» [102] , в основном из детей ее друзей, девушек от 16 до 20 лет, целью которого было «писать рефераты на свободно избранные темы и раз в неделю сходиться в том или ином семейном доме для чтения и обсуждения их при моем участии» [103] . Членами кружка были Олечка Бессарабова, Нина Бальмонт, Алла Тарасова, Ольга Ильинская (сестра артиста Игоря Ильинского), дочь Шестова Таня Березовская, Евгения Бирукова (она станет поэтом и переводчицей), Лида Случевская, дочь художника и организатора Музея Игрушки Н.Д. Бартрама Стана, Софья Фрумкина, а также два юноши — внук Ермоловой и будущий известный врач Коля Зеленин и пасынок Бориса Зайцева Алексей Смирнов. Темы рефератов и докладов: «О злой радости» (Т. Березовская), «Пути женской души» (доклад М.-М.), «О молчании» (О. Бессарабова), «О моменте и религии» (собрание у Случевских, март 1917). В 1940-м году «зам. дочери», как называет самых близких слушательниц М.-М., решили праздновать день рождения М.-М. одновременно с 25-летним юбилеем «Кружка Радости»: «Из этого моего “зеленого кольца” [104] на горизонтах наших уцелело 8–9 человек» [105] .
102
В марте 1917 О. Бессарабова пишет: «Теперь нас уже 16 человек» (Бессарабова. Дневник. С. 168). Подробнее о кружке см.: Бессарабова. Дневник. С. 148–151, 692–693.
103
19 ноября 1947. Это был не первый опыт такого рода: редкий педагогический дар М.-М. проявился еще в ранней молодости: «когда мне было 23 года, в Киеве, на Мало-Васильковской улице приходили ко мне гимназистки последнего класса слушать о смысле и целях жизни людей 20-х, 30-х и т. д. годов — вплоть до 90-х (и повторилось это года через два, когда гимназистки стали курсистками). И после этого еще пять или 6 раз для той же цели, хоть и под разными предлогами (Толстой, Достоевский, фольклор, символисты, Ибсен) притекали ко мне прозерпины… и был однажды венок из более или менее увядших дам, среди которых весенние лица курсисток были исключением (кажется, это было в 1906 г.)».
104
«Зеленое кольцо» — название пьесы З. Гиппиус, в которой описан похожий кружок молодых людей.
105
Оглядываясь на свою педагогическую работу, М.-М. оценивает ее безжалостно: «в общем всё было — своеволие, ересь и дилетантство» (из 62-ой тетради).