Хроника гениального сыщика
Шрифт:
Все раздражало меня в этом туманном Альбионе.
Я харкнул в реку.
Сыщик остановился, ястребиными взором пронзил меня.
– Не плюйте в Темзу!
– Волнуетесь за экологию?
– Петя, яблок в России до черта, а вот с открытиями просто беда…
– Вы о чем?
– Закон всемирного тяготения. Из школьной программы. Помните?
Я внутренне ахнул. Легендарные яблоки Ньютона!
– Но почему именно русские яблоки? – заиграл я желваками.
– Они почти в два раза тяжелей английских. А уж с французскими
– Знаете, Рябов, а не податься и мне в креативщики?
– У вас есть задатки? – обалдел детектив.
– Великих открытий, может, и не сделаю… Так хоть наливных яблок отъемся.
Глава 45
Ватерлоо отменяется
Все мировые ТВ-каналы транслировали дымы пожарищ на Бородино. Крупным планом – одноглазый Кутузов на одноглазой кобыле и пророчески подрагивающая ляжка Наполеона.
А вот свежее сообщение CNN: Бонапарт на острове Эльба готовится к Ватерлоо. Вместе с закаленными в боях гвардейцами.
– Петя, – гортанно произнес сыщик Рябов, – этого мы не должны допустить.
– Чего? – испуганно поправил я зиппер на походных брюках.
– Я Бонапарту страшно симпатизирую.
В покои Бонапарта на острове Эльба свободно могла входить лишь его сексапильная любовница, Жозефина. И это понятно! Когда мы с сыщиком увидели черные кристаллики зрачков Наполеона, то содрогнулись.
Первым взял себя в руки Рябов.
– Кхе-кхе, – заиграв желваками, откашлялся он.
Моя голова, то есть, голова акушера второго разряда, Петра Кускова, просто тряслась, как у ветхого старца.
Я тоже взял себя в руки, увы, голова затряслась еще шибче.
– Что господам угодно? – спросил Бонапарт и, глядя на мой дрожащий кумпол, пророчески затрепетал левой ляжкой, крепко обтянутой белой лосиной.
– Надеюсь, вы читали центурии Нострадамуса? – в лоб спросил отставного венценосца Рябов.
– Ну?..
– Помните, что говорится о Ватерлоо? Не суйтесь туда. Вас сотрут в порошок.
Наполеон повернулся ко мне:
– Да перестаньте трястись. Я не кусаюсь.
Голова моя пару раз дернулась и стопорнулась.
Миротворческие войска во Франции наслаждались победой.
Разграбленный склад шампанского «Мадам Клико» дал обильную жатву. Вдребезги хмельные солдаты шатались по Лувру, отпуская сальные шуточки о голых мамзелях на холстах, вдосталь плевали и даже мочились с Эйфелевой башни.
Словом, вели себя как истинные триумфаторы.
Одноглазый Кутузов мрачнел с каждым днем.
– Навязали мне, черти, освобождение Европы, – интимно говорил он своей одноглазой лошади. – Теперь на Ватерлоо науськивают. А мне Бонапартишку жалко. Мелкий человек! Килограмм шестьдесят… Не больше. Хотя и с брюшком…
Кобылка
– Друзья, – искренне обратился к нам с Рябовым Наполеон, – я сам напуган. Мне приснилось, как русский медведь разорвал мне грудь и жрет мое сердце.
– Одноглазый медведь? – уточнил я, акушер Кусков.
– Как вы догадались?
Рябов внезапно впал в транс и запел десятую центурию пророка:
«Голова с короткими волосами захватит власть сатрапа. Четырнадцать лет будет властвовать. Затем – погибнет».– Нострадамус? – взбешенно воскликнул Наполеон. – Мы поймали этого паникера в Марселе. Допросили с пристрастием.
– И? – сощурился Рябов.
– Юродивый! Как ваш Васька Блаженный, – Бонапарт устало потер высокое чело.
Под балконом заскандировали:
– На-по-ле-он! На-по-ле-он!!!
Командарм вышел на воздух:
– Гвардейцы! Казна пуста… Ватерлоо еще не надумал. Расходитесь.
Седоусые гвардейцы, ощупывая пустые, пропахшие махоркой карманы, стали кто куда разбредаться.
Кутузову докладывали о подготовке к сокрушительному Ватерлоо.
– Сегодня над островом Эльба, – сказал Михаилу Илларионовичу придворный астролог Иван Брынза, – я наблюдал кровавую комету. Бонапарт обречен!
Кутузов нахмурился.
Он вспомнил, какой же это отчаянный смельчак, Наполеон. Однажды рядом с ним разорвалась адская машина, у лошади императора просто разнесло внутренности, Бонапарт же как ни в чем не бывало побежал сражаться.
«От такой лихости и до беды недалеко!» – вскручинился Михаил Илларионович.
Подумав так, Кутузов заснул.
Придворный астролог Иван Брынза из покоев вышел на цыпочках.
«Пойду-ка я в кабак», – решил Ванютка.
– Ну, что будем делать? – смазывая именной браунинг, вопросил меня Рябов. – Кого будем спасать? Наполеона от Кутузова? Или Кутузова от Наполеона?
– Давайте, спасем обоих?
Сыскарь зорко глянул на меня.
Тут к нам в комнату влетела Жозефина.
– Умирает! Отравился морфием… – закричала с порога.
Мы опрометью кинулись во дворец.
На мраморном подоконнике спальни стоял бокал с мутной жидкостью.
– Верно! Морфий… – понюхал сыскарь.
Из уборной раздавались душераздирающие звуки.
Это в гордом одиночестве блевал Бонапарт.
– Раз блюет, будет жить, – обнадежил я Жозефину.
– Это Петя вам как практикующий врач говорит, – поставил жирную точку Рябов.