Хроника гнусных времен
Шрифт:
— В вашем институте года три назад зарегистрировали торговую марку «Северный олень». Это обувь. Теплая обувь для экстремальных климатических условий. Видели рекламу?
— Не припомню, — признался сахарный Петр Борисович, — но можно посмотреть.
— Да. Посмотрите, пожалуйста.
«Северный олень» придумался сам собой, но Кирилл отлично знал, что, чем убедительнее и глаже человек говорит, тем безоговорочней ему верят. А если при этом называть в разговоре какие-нибудь фамилии, о которых собеседник знает, что они — свои, никакие проверки
— Они регистрировались года три назад, — продолжал Кирилл настойчиво, — и я точно знаю, что у вас. Мне нужно, чтобы мой «Северный олень» был зарегистрирован раньше. Волин сказал, что вы в этом все понимаете. Я-то ничего не понимаю. Я бизнесмен, а не юрист.
Петр Борисович на другом конце провода моментально осознал собственную значимость и свою необычайную ценность для бизнеса.
— Это непросто, — проговорил он, становясь даже не сахарным, а паточным, — это требует… определенных усилий.
— Естественно. Мне нужно только, чтобы все было по-настоящему и чтобы меня ни в каком районном суде потом не взяли за одно место за подделку документов.
— Прошу вас, не нужно произносить по телефону подобных слов! — взмолился Петр Борисович. — Это совершенно ни к чему, я и так все отлично понимаю.
— Значит, я могу быть уверен, что все будет сделано как надо?
— Это зависит от оплаты, Кирилл Андреевич, и больше ни от чего. Все, что в моих силах, я сделаю.
— Сколько вы берете? — Кирилл уже шел напролом, понимая, что дело почти сделано — он получил ответы на все свои вопросы.
— Два процента от прибыли, — сказал Петр Борисович доверительно.
— Недешево, — весело констатировал Кирилл.
— Так ведь и работа непростая, — как бы извиняясь, пояснил Петр Борисович, — я отвечаю за качество, уважаемый Кирилл Андреевич. Если что-то будет не в порядке, вы же с меня спросите, верно?
— А что может быть не в порядке?
— Уверяю вас, все будет в полном порядке, если только установленная сумма…
— Да-да, — нетерпеливо перебил Кирилл, — про сумму я понял. Просто мне тоже нужны гарантии. Вы ведь в этом деле не один, правильно я понимаю? Вы своим… — он чуть было не сказал «сообщникам», но быстро поправился, — сотрудникам доверяете?
— Со мной работает только одна девушка, — доверительно сообщил Петр Борисович, — очень умненькая и очень надежная. Будьте спокойны. Кроме того, она ничего не знает. Просто исполнитель.
— Она из группы патентных поверенных? — уточнил Кирилл.
— Да-да. Именно они непосредственно занимаются регистрацией и архивами, а ваша торговая марка должна давным-давно быть в архиве, ведь так?
— Приятно иметь с вами дело, Петр Борисович! — искренне сказал Кирилл.
Он быстро свернул разговор, условившись с Петром Борисовичем о скорой встрече.
Все оказалось именно так, как он и предполагал.
Свете не было никакого резона красться по темному саду и лупить его ночью по голове. Все ее тайны были в руках у рафинадного Петра Борисовича.
Кирилл задумчиво уронил
Какая жара.
Кажется, что город за окном плавится и дрожит, как будто залитый огненным жидким стеклом.
Значит, так.
Зеркало. Фотографии. Кучка пепла в камине. Звонок со Светиного мобильного. Человек в саду. Семейная история про клад. Собачья шерсть на Сониной пижаме. Ожерелье в сто тысяч долларов.
Убить за сто тысяч долларов — ничего не стоит. Убивали и убивают за меньшее.
И сколько еще припрятано таких ожерелий? Может, сорок? Или два? Или сундук, как у Роберта Льюиса Стивенсона?
Кто такая Людочка, о которой упомянуто в дневнике? Куда делись страницы из арабской книги, принадлежавшей Якову? Что на них было? Почему их вырвали? Кто их вырвал? Когда?
Свинцовый шарик в затылке вдруг перестал кататься из стороны в сторону, остановился посередине и как будто заледенел. Даже шее стало холодно.
Ты же такой умный. Номера на машинах запоминаешь с первого раза. Два и два складываешь хорошо и при этом редко ошибаешься.
Что ж ты стоишь? Давно сложил бы и получил все, что нужно.
Неизвестно, кто будет следующим. Кто окажется между деньгами и человеком, жаждущим их больше всего на свете.
Что ты станешь делать, если убьют Настю? Или ее отца? Или мать? Или — еще хуже! — кто-то из них окажется тем, кто заварил всю кашу?
Это была просто игра — почти что в шпионов. Ты спрашивал, сопоставлял и радовался, как мальчишка, что опять оказался умнее всех.
Ты сможешь доиграть до конца и после этого уехать в Дублин? А Настя? Она поедет с тобой, если ты все-таки доиграешь до конца?
Ледяной свинцовый шарик в голове превратился в глыбу.
Кириллу вдруг стало страшно.
Пока он был уверен, что это его не касается, все было легко и просто. Почему-то ему не приходило в голову, что его это касается больше всех. Его и Насти.
Неделю назад он ни за что не вспомнил бы ее имени и, если бы не визитная карточка, вывалившаяся из кармана, не стал бы ей звонить и никогда бы не встретился с ней.
Кажется, в эту неделю изменилась жизнь. Была одна, стала другая.
В прежней не было Насти, и Кирилл Костромин ни на кого не должен был оглядываться. Да, да, он думал о том, что ему уже не найти никого, кто был бы понятен, близок и, главное, нужен, и печалился из-за этого, и сетовал на одиночество, и мечтал о неторопливом субботнем утре — и все это было как-то… односторонне.
Ему представлялась его будущая необыкновенная любовь, как огромный радостный летний день, в котором он наконец-то будет не один, но почему-то он совсем упустил из виду, что она — это не только воплощение его мечты, но еще и человек, самостоятельная личность, которая как-то жила до встречи с ним и у которой есть проблемы, заботы, родители, служба, дальние и близкие родственники, чахлая машина, собственные взгляды на жизнь, тайны, вкусы, привычки. Целый мир.