Хроника лишних веков (рукопись)
Шрифт:
Итак, все в ту минуту моего очередного пришествия разбежались. Кроме двоих — кроме остолбеневшего шамана и мага войны Демарата. Он уже шел мне навстречу сквозь варварскую панику — легкой и чуть шаткой походкой. Белая туника сияла до боли в глазах, голубой плащ с алым кантом трепетал.
Я заметил, что пальцы его ног, торчавшие из открытых сапог-эндромид, чисты, как аполлоновы, мои же — варварски черны… Выходило, что я так и не отряс прах мира, погибшего за моей спиной, он прилип ко мне,
— Привет посланнику богов! — буднично признал меня Демарат.
— Привет Мастеру Этолийского Щита! — ответил я, подозревая, что он стал выше чином, раз ходит, не касаясь грязной земли.
— Можно было ожидать, что ты вернешься, — сказал он, — но не столь стремительно. Последний соглядатай видел тебя за тысячным дорожным камнем отсюда.
— Но не дальше первого гуннского колдуна. — Я кивнул в сторону окаменевшего шамана.
— Чья отметина? — полюбопытствовал Демарат, указав на лампас, запекшийся на моем бедре.
Теперь я сожалею, что сгоряча сделал неправильный жест — ткнул пальцем в небо. Все же вернее было — вниз, в преисподнюю. Но я ткнул пальцем в небо и сказал:
— Там тоже полно гуннов.
Демарат возвёл очи горе и поморщился:
— Я догадывался… Но твой огненный взор?
Я ответил шепотом, под видом шутки:
— Погас… Потушили. — И вспомнил о главном признаке посланца богов: — Мои глаза, как они?
Демарат повел бровью… и ответил в голос, на латыни:
— Этого никто не должен знать… До самой твоей смерти.
Рука его, холодная и крепкая, легла мне на плечо, мы остались друзьями и, может быть, немного заговорщиками.
Аттила принял меня, как только я вновь облачился в варварские одежды.
— Ты должен был вернуться, но не так скоро, — сказал он те же слова. — Последний соглядатай…
За моим ответом направление разговора изменилось, так как моя слегка ухоженная в гуннской эпохе рана была припрятана.
— Я не ошибся, — сказал Аттила. — Что у тебя с глазами?
Мы с Демаратом выразили почтительное недоумение.
— Ты, — Аттила навёл на меня перст указующий, — послан ко мне. — И он перевёл перст на себя, в разинутый рот золотого льва, сочно вышитого на груди в виде большого медальона-фалеры. — Ты нигде не нашел Мага Эона.
Он сделал жест, будто помешал небрежно рукой весь необъятный Хаос, кишевший вокруг его дворца.
— Это так, базилевс, — не дрогнув, ответил я.
— Теперь мы будем искать его вместе, — грозно выговаривая каждое слово, сказал Аттила. — Сядь здесь.
И он посадил меня на раскладной табуретик, по правую руку.
— Стратег, ты привел ко мне верховного прорицателя, — сообщил он Демарату. — Ты свое дело сделал.
Демарат склонил голову с эллинским
— Базилевс, я не уверен, что способен оправдать твое доверие, — блюдя должностную честность, признался я, когда шаги стратега стихли за дверями.
— Не твое дело оправдываться, — миролюбиво поморщился Аттила. — Свою силу ты уже показал. Довольно. Раз-другой в год ты будешь говорить «да» или «нет». По желанию. Как подскажут тебе боги… Или брюхо. — Тут он в самой величественной Зевсовой позе гулко пустил ветры. — Так будет «да». Разумеешь, великий прорицатель?
Я вышел из дворца очень сытый, чуть-чуть пьяный и — совершенно равнодушный. Никогда — ни до, ни после того дня — я не погружался в столь всеобъемлющую наплевательскую нирвану. Даже Нисе не обрадовался, а кто другой за все эти никчёмные тысячи лет хоть раз кинулся мне на шею и так сердечно пустил слезу. Я только спросил ее между прочим:
— Что скажет Демарат?
— О! Демарат тебя тоже очень любит! — отпустив меня, взмахнула руками Ниса. — Ты как он. Пойдем, у нас теперь очень просторно. Я приготовлю тебе ложе.
— Сожалею, Ниса, — ответил я, ни о чем в ту минуту не сожалея. — Отныне я — цепной пёс базилевса. Вернее, собачка на шелковой подушке.
Ниса отступила на полшага и побледнела:
— Раб?! Он раба из тебя сделал?!
Моя усмешка сразу успокоила ее — видимо, она хорошо знала, как усмехаются рабы.
— Кем он взял тебя?
— Верховным прорицателем.
— Жаль… — протянула Ниса, но глядя уже уда-то в сторону.
И вдруг взмахнула руками и пронзительно крикнула.
Я оглянулся: какой-то коряжистый карлик, окутанный клочьями разноцветного меха, убегал, петляя меж кибиток.
— Стоит и таращится, — смеясь, сказала Ниса. — Я пугнула: сожжем тебя, как крысу. Ты ведь можешь их всех сжечь?
— Могу… если получится, — уклончиво и постно соврал я.
— Всех-всех? — Ниса обвела рукой весь притихший табор.
— Всех-всех… — пообещал я.
…Первые «нет» и «да» верховный прорицатель проедал авансом целый год.
И весь год я благодарил судьбу, что Аттила не разменивает мои гимназические познания в Истории по мелочам. Он неспроста выдерживал «посланника богов».
Наконец, пятнадцать веков назад, весной четыреста пятидесятого года от Рождества Христова, владыка гуннов ввёл меня в свои сокровенные покоим, где дюжина светильников почти с электрической яркостью освещала три кубка. Три кубка — золотой, серебряный и бронзовый — сверкали, до краёв наполненные кроваво-алым вином.
— Разумей! — повелел Аттила, прищурившись по-сфинкски.