Хроника лишних веков (рукопись)
Шрифт:
Колба пилотской кабины растворилась — и сверху в нас ударил мощный пучок интенсивно-лунного света. Не сдержав любопытства, с риском ослепнуть я различил в вышине сияющий треугольник с мутным лунным бельмом внутри.
Нечеловеческим стальным звуком раздалось слово-вопрос, адресованное явно одной лишь Рингельд… Вероятно, я услышал его мысленное эхо.
— Цель?
Рингельд спокойно ответила:
— Планета Истока.
— Чин иерархии? — вопросил некий страж.
— Престол
— Обратимость канала нарушена. Четвертый Рим закрыт, — изрек страж. — Контроль права.
Рингельд подставила свету открытую ладонь. Сверху в нее уколол красный луч. И погас.
— Второй контроль, — потребовал страж.
— Опусти голову, Свободный, — велела мне Рингельд.
Я опустил… и слегка содрогнулся. Рядом со мной поднималась другая рука Рингельд — облаченная в страшную боевую клешню. Рука поднялась. Мощно сверкнуло над нами, гулко лопнуло, сгущенный лунный свет погас. Наш аппарат сорвался со стального поля во мрак.
Пронзив встречный тоннель, мы очутились под «входом в пространство», среди легиона боевых «ос»-дирижаблей. Одну из них мы захватили без боя. Но надо признаться, что я не заметил в этом боевом порту ни одной живой души.
Мы взлетели.
— Нас не преследуют, — в унисон моему удивлению растерянно сказала Рингельд.
Никакого лунного света не было, но она оставалась белее милосского лика.
— А кто-то должен преследовать? — вопросил на это иванушка-дурачок, он же Свободный с большой буквы.
— Мы нарушили Первый Закон, — безжизненно сообщила Рингельд.
— Может быть, ваш поступок был слишком неожиданным для тех, кто должен начать преследование?
— Я отлучена от Инкарнаполиса… — донеслась до меня мысль Рингельд, не имевшая отношения к вопросу. — Уже отлучена.
Мне было трудно представить тяжесть такого приговора. Я понимал смутно: «отлучение», вероятно, означало потерю права очередного рождения… то есть… что? Исчезновение?… некая консервация души в самом глубоком круге здешнего ада?
— Но ведь выбор сделан тобой, Рингельд, — сказал я, вспомнив, что в античном разговоре богов и героев нет обращения на «вы».
— У меня не было выбора, — совсем заинтриговала меня Рингельд. — Этим мы отличаемся от Свободных… Посмотри вниз, Свободный!
Харита, планета Белого Круга, выглядела со стороны как бильярдный шар с ущербом в виде круглого темного пятнышка. То было отверстие над фортом. И вот оно стало быстро затягиваться мутно-голубоватой дымкой.
«Пространство закрывается! — с легким трепетом догадался я. — Кто-то закрывает его…»
— Сбывается, — молча прошептала Рингельд.
—
— Да… Оно возникает в памяти каждого воина, как только он восходит на Белый Круг.
— Программа?
– Нам не положено называть… — качнула головой Рингельд. — Пророчество гласит: «В день, когда закроется пространство, падут врата Валхаллы…»
— Конец мира? — не нужно было быть пророком, чтобы предвидеть это.
— Не знаю! — отрезала Ригнельд. — Нет шага назад.
Как-то буднично выглядел тут конец света… тихо. Может, таким он и должен случиться?
Мы неслись в кромешной тьме чужого, беззвездного космоса и молчали.
Когда я заметил во мраке тонкую радужную ленточку, Рингельд подняла руку и сказала:
— Граница Круга.
Радужный диск возник в воздухе прямо перед ее лицом. Я заметил некий ритуальный жест — Рингельд словно бы вычертила на диске не известную мне руну. В следующий миг весь космос полыхнул белой вспышкой.
«Неужто!..» — мелькнула апокалиптически озорная мысль.
В НАЧАЛЕ БЫЛО
Я ошибся — путешествие благополучно продолжалось.
Перед нами сиял выпукло-голубой лик Планеты Истока. Земля… Или ее копия.
Несколько крутых долгих маневров заставили меня закрыть глаза и побороться с тошнотой. Когда я вновь поднял веки, внизу уже расстилался знакомый пейзаж: леса, леса до горизонта.
Аппарат завис над кронами вековых дубов. Прозрачный пол «осы»-дирижабля под нами исчез, учтивый воздушный вихрь опустил нас на шишкинскую полянку.
Я с удовольствием вздохнул. Пахло моим миром… Даже если это была лукавая копия… Но, может, и сам я был всего лишь копией того человека, что замерз в манчжурских сугробах?
Те миры, которые я недавно пронзал метеором, как будто не имели никаких запахов. Здесь пахло всем родным — чуть ли не дымом Отечества… Но: Антарктида, не мало CI-й век, а может — и весь МI-й… «и все это прелесть бесовская», — ни в шутку, ни всерьез предупредил я себя.
Рингельд, щурясь, обследовала ясные голубые небеса и сказала:
— Никого!
— Врагов не стало, верно? — тихо удивлялся я ее милой недогадливости.
Она посмотрела на меня и болезненно улыбнулась:
— Возможно, все они собраны в одном…
Я обиделся сразу и крепко:
— Предполагайте все, что вам заблагорассудится, сударыня… Но не вы ли сами называли меня «Свободным»?
— Да, — без колебаний признала Рингельд. — Извини, Свободный… Нам пора.