Хроника отложенного взрыва
Шрифт:
— Покажите, тогда поговорим, — невозмутимо парировал Александр.
«Я тебе покажу, я тебе так покажу, — мысленно вспылил следователь. — Мало не покажется. Обещаю». Но внешне он по-прежнему старался казаться грозным и спокойным, как надвигающийся танк.
— Вы привозили взрывчатку в Москву? — спросил важняк.
— Да.
— Для каких целей?
— Для души.
— Что вы с ней делали?
— Отдавал людям.
— Каким?
— Хорошим. — Александр улыбнулся,
— Вы не знаете этих людей? — продолжал давить следователь.
— Нет.
— Как вы их находили?
— Они сами подходили.
— И вы утверждаете, что не знаете их?
— Утверждаю.
— Что вы имели от этого? — Важняк посмотрел на Вощевоза, как царский офицер на солдата, которого надо выпороть розгами.
— Простую человеческую благодарность, — произнес Александр.
— Это не шутки, Александр Игоревич, — медленно проговорил Шевченко. — Вы продавали не конфетки с шоколадной фабрики. А взрывчатку. Которая может убивать людей. Вы думали о последствиях?
— Готов искупить вину. — В голосе Вощевоза звучало полное безразличие.
— Вот что, Александр Игоревич, вы мне надоели, — произнес важняк, размашисто подписывая протокол и доставая еще какую-то бумажку. — Подпишите протокол допроса. Мерой пресечения выбираю содержание под стражей. Вот постановление. И хорошо подумайте обо всем. У вас будет время. Обещаю.
Так Вощевоз попал в жернова системы.
…Как-то вечером Александра вывели на допрос. В специальной комнате заключенного ждали трое угрюмых мужчин в строгих костюмах. Они были так похожи друг на друга: коренастые, с одинаковыми короткими стрижками. «Как молодцы из ларца», — отметил Вощевоз, присаживаясь на привинченную к полу табуретку.
— Здравствуйте, Александр Игоревич, — сказал один из них, судя по всему, старший. — Как вы себя чувствуете?
— Вы врач?
— Нет. Я ваш друг.
— А эти двое тоже друзья? Или они из подтанцовки?
— Что? Ах-ха-ха-ха! — Старший закинул назад голову. Его сотоварищи хмуро улыбнулись, глядя на патрона.
— Мне нравится ваш юмор, — сообщил «друг». — Мы хотим исправить ту жуткую несправедливость, которая произошла с вами. Такие люди, как вы, не должны сидеть в тюрьме.
— Что вы предлагаете? Сразу расстреливать? — Вощевоз серьезно посмотрел на «друга». Тот улыбнулся и ответил:
— Хорошо, что вы не разучились шутить. Такие люди, как вы, составляют золотой фонд российских Вооруженных сил. Мы не должны разбрасываться ими.
— Простите, а с кем я разговариваю?
— Подполковник Гребенщиков. — Старшой мельком показал раскрытую
— Вы знаете, что у вас могут быть неприятности? — серьезным тоном спросил Вощевоз.
— Какие? — Гребенщиков насторожился.
— Вы расплываетесь в комплиментах государственному преступнику, — без всяких оттенков в голосе произнес Александр. — А потом предлагаете помощь. Это может быть превратно истолковано. Я-то никому не скажу. А вот за ваших друзей не могу быть уверен.
Подполковник на секунду растерялся, не зная, как реагировать. Потом фальшиво рассмеялся. Но, растягивая рот до ушей, он в ту же самую секунду возненавидел Вощевоза: «Скользкий как уж, гад». Ему хотелось чем-нибудь пригвоздить заключенного к стулу, чтобы тот извивался, как червяк на рыболовном крючке.
— Вы еще не осуждены, поэтому никто не вправе называть вас преступником, — произнес Гребенщиков, закончив приступ деланного смеха. — По-моему, вы вообще не преступник. Вы жертва. Жертва обстоятельств. Посмотрите, что творится вокруг. Люди, защищающие государство, сами оказались беззащитны… Беззащитны перед нищетой, перед бандитскими наездами, перед журналистами, поливающими мундиры грязью. Времена сейчас смутные. Надо перетерпеть. Пережить. Важно сохранить честь. А Россия, попомните мое слово, еще поднимется с колен!
Контрразведчик смолк на самой высокой ноте. Так хороший оперный певец заканчивает арию на устойчивой ноте, бросая зачарованный зал в звенящую тишину. Как в ледяную воду после парной. Обычно после этого несколько секунд царит тишина. Затем зал взрывается бурными аплодисментами.
В комнате допросов оваций не последовало. Только звенящая тишина. Какая-то неловкая тишина. Словно кто-то рассказал старый и несмешной анекдот.
— Я искренне хочу помочь вам, — спустя мгновение продолжил Гребенщиков, не дождавшись даже дежурных откликов. — Но я смогу что-то сделать, если только и вы придете мне на помощь.
После высоких аккордов последние слова прозвучали как избитый шлягер. Что-то вроде: «Настучи мне, настучи». Видимо, и сам контрразведчик почувствовал, что концовкой монолога запорол красивую мелодию. Поэтому поспешил исправиться.
— Обещаю, что в любом случае постараюсь избавить вас от наказания, — произнес он. — Но сейчас такие времена: органы госбезопасности не всесильны. Если я приду в Генпрокуратуру или в суд и скажу: это хороший парень, его надо освободить, — меня никто не послушает. Потребуют доказательств. А с доказательствами, увы, беда. Слишком многое свидетельствует против вас.