Хроника Перу
Шрифт:
Хорошо было бы вкратце рассказать о распрях этих столь могущественных правителей [contar menudamente las disensiones de estos tan poderosos senores [610]], но я не стану отходить от краткости моего изложения по причинам столь обоснованным, как я уже несколько раз говорил.
Гуаскар был сыном Гуайнакапа, и [А]Табалипа [Tabalipa] тоже. Гуаскар более юного возраста, Атабалипа – старше. Гуаскар - сын Койи, [жены и] сестры его отца, главной госпожи; Атабалипа - сын индианки Килако [Quilaco], называемой Туту Пальа [Tutu Palla [611]]. И тот и другой родились в Куско, но не в Кито, как некоторые говорили и даже писали по этому поводу, не разобравшись сначала в том, что [именно] является правильным. В доказательство тому то, что Гуайнакапа [Guaynacapa] занимался завоеванием [провинции] Кито и в тех краях всё же двенадцать лет, а было Атабалипе, когда тот умер, более тридцати лет; и никакой правительницы из Кито, как уже [некоторые] измышляют, будто она была его матерью, не было, потому что сами Инги были королями и правителями Кито [612] ; и Гуаскар родился в Куско, и Атабалипа был на четыре или пять лет старше его. И это определённо так, и я в это верю. Гуаскара любили местные жители в Куско, да и во всем королевстве по той причине, что он был законным наследником;
ГЛАВА LXXI. О том, как Гуаскар был возведён в короли в Куско, после смерти своего отца.
ПОСКОЛЬКУ Гуайнакапа умер и в честь него были устроены плачи и [имело место] вышеупомянутая печаль, хотя в Куско было более сорока его детей, ни один не решился выйти из повиновения Гуаскару, которому, как они знали, принадлежало королевство; и хотя было известно то, что повелел Гуайнакапа, дабы управлял его дядя, нашлись такие, кто советовал Гуаскару выйти с кисточкой прилюдно и повелевать всем королевством как королю. А так как для оказания почестей Гуайнакапе в Куско пришло большинство местных правителей из провинций, то мог состояться праздник его торжественной коронации, и [от того] быстро устроенным и объявленным, и он именно так решил это сделать. Оставляя управление самим городом тому, кто занимался этим у его отца, он начал совершать пост с соблюдением всех требуемых обычаев. Он вышел весьма нарядный, с кисточкой, и были устроены большие гуляния, и на площади был размещён золотой канат вместе со статуями Ингов [614], и согласно их обычаю они провели несколько дней в распитии напитков, а также [исполняя] свои арейты; и, по их завершении, во все провинции была разослано сообщение и приказ нового короля о том, что они должны были делать, направив в Кито нескольких орехонов с целью привести жен его отца и его прислугу.
Атабалипе стало известно о том, что Куаскар вышел с кисточкой и о том, что он хотел, чтобы все выказали ему повиновение; но главные полководцы Гуайнакапы не ушли из Кито и его районов, и между ними всеми состоялись тайные переговоры о том, что нужно всячески постараться, любыми возможными способами, остаться в тех землях Кито, не идти в Куско на призыв Гуаскара, ведь та земля была прекрасной, и именно там все чувствовали себя также хорошо, как и в Куско. Среди них были некоторые, возразившие им, и говорившие, что было непозволительно отказаться признать великого Ингу, так как он был Правителем над всеми; но Илья Топа [Illa Topa [615]] не был верен Гуаскару так, как Гуайнкапа просил его о том, и как он ему обещал; поскольку говорят, что он вел тайные беседы с Атабалипой, среди детьми Гуайнакапа проявившего наибольшую доблесть и мужество, вызванных его решительностью и подготовкой, или это связано с тем, что его отец приказал, если это правда, чтобы он правил тем, [что относилось к] Кито и его районам. Этот переговорил с полководцами Чалакучима [Chalacuchima [616]], Инклагуальпа [Ynclagualpa [617]], Уриминьяви [Uriminavi [618]], Кискис [Quizquiz], Сопесопагуа [Sopezopagua [619]] и многими другими, с помощью которых они хотели поддержать его [sobre quisiesen favorecerle] и помочь ему в том, чтобы он стал Ингой тех краёв, как его брат являлся таким в Куско. И они, и Илья Топа [620], предатель своего настоящего правителя Гуаскара, так как [он] был оставлен губернатором до тех пор, пока тот не достигнет совершеннолетия, [а] он отрекся от него, и предложил свою поддержку Атабалипе, уже во всём войске считавшемуся Правителем, и ему были переданы жены его отца, которых он принял как своих собственных, - настолько велика была его власть над этими людьми; и его дворцовая прислуга [el servicio de su casa [621]] и остальное, у него имевшееся, было передано ему для того, чтобы по его желанию его рукой [ему (!)] [622] всё было приведено в порядок.
Некоторые рассказывают, что кое-кто из сыновей Гуайнакапы, братья Гуаскара и Атабалипы, с другими орехонами, убежали в Куско и сообщили об этом Гуаскару; и потому он, как старые орехоны из Куско, огорчился тому, что сделал Атабалипа, осуждая его за столь дурной поступок, и что он пошел против своих богов и против распоряжения и установленного порядка предыдущих королей. Они говорили, что не должны были ни допускать, ни разрешать, чтобы внебрачный ребенок носил имя Инга, они должны были наказать его [как] за то, что он придумал, [так и] за оказанную ему поддержку полководцев и солдат из войска его отца. И потому Гуаскар приказал, чтобы повсюду подготовились [к войне] и было заготовлено оружие, склады же чтобы были обеспечены всеми необходимыми вещами, потому что он должен был начать войну с предателями, если они все вместе не признают его Правителем. И к каньяри он отправил послов, добиваясь их дружбы, а к самому Атабалипе, сказывают, он послал орехона, чтобы тот предостерёг его от свершения задуманного, ведь то было негожим делом, а также, чтобы тот переговорил с Илья Топа [623], его дядей, с целью посоветовать ему перейти на его сторону. И сделав это, он назначил своим главным полководцем одного из знатных людей [624] Куско, по имени Атоко [Atoco [625]].
ГЛАВА LXXII. О том, как между Гуаскаром и Атабалипой начались разногласия, и между теми и другими [т.е. их сторонниками] состоялись крупные сражения.
КОГДА по всему королевству Перу узнали, что Гуаскар стал Ингой, и как таковой правил, и у него была гвардия, и он отправил орехонов в столицы провинций обеспечить всё необходимое. Он был таким рассудительным и так чтил своих [людей], что там, где он правил, он
И эти индейцы по-разному рассказывают об этих событиях, но я всегда следую за наиболее весомым мнением, каковое предоставляют старейшие и наиболее осведомленные из них [люди], а также лица, являющиеся управителями; потому что индейцы-простолюдины не все то, что они знают, на самом деле, является достоверным. И поэтому одни говорят, что Атабалипа, когда решился не только на то, чтобы не повиноваться своему брату, уже являющемуся королем, а даже намеревался захватить власть в свои руки любым возможным способом, имея - как уже имел до того – на своей стороне полководцев и солдат своего отца, он пришел к каньяри, где переговорил с местными правителями и с митимаями, приукрашивая причинами, им выдуманными свое желание, состоявшее не в том, чтобы нанести вред брату из желания получить выгоду только для себя, а для того, чтобы всех их считать друзьями и братьями, и построить в Кито другой Куско, где всем будет радостно [жить]; а так как у него было столь доброе сердце, то, [желая] убедиться [sanearse [626]] в том, что они на его стороне, чтобы они предоставили место, где в Томебамбе [Tomebamba] для него построили бы палаты и постоялые дворы, для того, чтобы он, как Инга и правитель, мог развлечься у них с их женщинами, как то делал и его отец, и его дед; и что он вел и другие речи на эту тему, но они слушали не столь радостно, как он думал, потому что вестник Гуаскара прибыл [раньше] и сообщил каньяри и митимаям о том, что Гуаскар просил у них клятвы в дружбе, и не отказываться от своей фортуны, и что для этого он испросил помощи у Солнца и своих богов, не разрешавших, чтобы каньяри попустительствовали столь негожему делу, какое задумал его брат; и что они зарыдали, желая видеть Гуаскара, и все, подняв руки, обещали, что будут хранить ему верность.
И с таким намерением Атабалипа не смог от них ничего добиться, скорее, утверждают, что каньяри с полководцем и митимаями, арестовали его, намереваясь передать Гуаскару; но, будучи помещен в одну из комнат постоялого двора, он освободился и направился в Кито, где заверил, что по воле своего бога он обратился в змия, дабы вырваться из рук своих врагов; в виду чего, чтобы все готовились начать войну открытую и объявленную, потому что так было нужно. Другие индейцы утверждают как нечто достоверное, что полководец Атоко со своими людьми прибыл к [народу] каньяри, где находился Атабалипа, и что он был тем, кто его арестовал, но тот освободился, как уже было сказано. По моему мнению, хоть могло быть иначе, Атоко присутствовал при взятии Атабалипы, и очень огорченный от того, что тот-таки выскользнул [из его рук], собрав как можно больше людей каньяри, отправился в Кито, повсюду рассылая губернаторам и митимаям [требования?] к дружбе с Гуаскаром. Считается достоверным, что Атабалипа освободился, сделав с помощью кoa [coa [627]], что значит "жердь", которую одна женщина Селья [Cella [628]] [que una mujer Cella] дала ему, отверстие, в то время как те, что находились на постоялом дворе, были сердиты на прожитую жизнь [estando los que estaban en el tambo calientes de lo que habian vivido [629]], и он смог, поторопившись, чтобы [!] [630] прибыть в Кито [y pudo, dandose prisa para llegar a Quito [631]], как уже было сказано, не доставшись врагам, так сильно желавшим вновь захватить его в свои руки.
ГЛАВА LXXIII. О том, как Атабалипа вышел из Кито со своими людьми и полководцами, и о том, как он дал бой Атоко в селениях Амбато.
Поскольку почтовых станций, размещенных на королевских дорогах, было так много, не было такого дела, какое бы осталось утаённым, оно скорее становилось известным по всему краю. А так как узнали о том, что Атабалипа столь удачно убежал, и [то, что уже] в Кито сходились люди, вскоре стало известно, что, несомненно, будет война, и потому произошло разделение и обособление [на противоборствующие лагеря], а также замыслы, ведущие к худому концу. У Гуаскара, как сказано выше, не было таких, кто бы не подчинялся ему и желавших выйти из дела с честью и достоинством. На стороне Атабалипы же были полководцы и войско, и много местных правителей и митимаев из провинций и земель того района; и рассказывают, что затем в Кито он приказал поскорее выступить людям, поклявшись, как они клянутся, сурово покарать каньяри за нанесённое ему оскорбление. И когда узнали о [его] приходе, Атоко со своими людьми, насчитывавшими, так говорят, порядка сорока варанк [guarangas], то есть тысяч человек, поспешил встретиться с ним.
Атоко двигался маршем, чтобы у Атабалипы не было времени созвать людей в провинциях, и когда он узнал, что дело шло к войне, он переговорил со своими, прося их вспомнить и о добром имени Инги Гуаскара, и о том, чтобы они хорошенько потрудились, дабы покарать Атабалипу за наглость, с какой он к ним шел [навстречу]. И для того, чтобы оправдать своё обвинение, он послал к нему, как говорят они, нескольких гонцов-индейцев, предостерегая его, чтобы они удовольствовались тем, что уже содеяли, и не пострекали королевство к войне, и чтобы он примирился с Ингой Гуаскаром, что было бы наилучшим [исходом]. И хотя эти вестники были знатными орехонами, говорят, он посмеялся над тем, что Атоко послал ему передать, и что, запугав их и пригрозив им, он приказал убить их, и продолжил свой путь в роскошных носилках, которые несли на своих плечах знатные и наиболее приближенные к нему [люди].
Сказывают, что он доверил ведение войны своему главному полководцу Чалакучиме [Chalacuchima] и двум другим полководцам: один по имени Кискис, другой Окумаре [Ocumare [632]]. А поскольку Атоко не останавливался со [своими] людьми, они смогли встретиться возле селения под названием Амбато, где по своему обыкновению они начали сражение, и оно шло между ними довольно долго. И захватив перевал, Чалакучима вовремя вышел с пятью тысячами людей из своего резерва, и, атаковав тех, кто устал, они так их прижали, что те, потеряв многих убитыми, обратили свои спины вспять в превеликом ужасе, и их преследовала погоня, и многих захватили в плен, а среди них и Атоко; которого, как говорят, те, кто мне об этом сообщил, они привязали к бревну, где и убили его тайно [aviltadamente [633]] и чрезвычайно жестоко, и что из черепа его головы Чалакучима сделал чашу для напитков, оправленную в золото. Основное и, должно быть, самое достоверное мнение, по моему разумению, относительно погибших в этом сражении с обеих сторон, что их было пятнадцать или шестнадцать тысяч индейцев, а большинство тех, кого захватили в плен, было безжалостно убито, по приказу Атабалипы.