Хроника польская, литовская, жмудская и всей Руси

Стрыйковский Мацей

О поражении литовцев и ятвягов от поляков в году 1282

Литва воюет Польшу. С началом нового правления в Литве Тройдена литовцы, собравшись с остатками ятвягов, стремительно и нагло вторглись [в Польшу], разделили войско на три загона и жестоко разорили Люблинскую землю. А в то время польский монарх Лешек Черный судил в Кракове земские дела, и узнал тогда о вторжении литовцев в польские края. И без какого-либо промедления, оставив все другие дела, [Лешек] сразу же приказал вооружиться всем, кто был около него, и тем, кого мог собрать по дороге, и велел им скакать за собой будто бы на пожар (jako na gwalt). И так двинулся в дальний путь на Люблин, собирая по дороге рыцарство. Но литовцы, отягощенные добычей, уже убежали было за Нарев. Огорчился тогда бедный Лешко, и защемило у него на сердце, что не может ни врагу отомстить, ни своих, плененных и уведенных в неволю, спасти, ибо с малым войском, которого было едва

шесть тысяч, не смел далеко гнаться за намного большими полками неприятеля, которого было более четырнадцати тысяч, уходящего через незнакомые полякам, а им уже хорошо известные лесные тропинки и болотные топи.

Архангельское видение Лешека. Во время этих переживаний, когда от дорожных трудов и от недосыпания крепко заснул, явилось ему во сне видение ангельское, бывшее Михаилом Архангелом. Увещевая его, [видение] поведало, чтобы он отбросил все сомнения и промедления (zabawki) и гнался за своим неприятелем, обещая ему полную победу.

На следующее утро, весело вставши, Лешко созвал все рыцарство на общий сбор и рассказал о своем видении.

На следующее утро, весело вставши, Лешко созвал все рыцарство на общий сбор и, рассказав о своем видении, обратился к ним с краткой и яркой речью, отчего все прежде боязливые тут же воспламенились желанной храбростью. Побросав все мешавшее вооружение и взяв только легкие доспехи и провизии на несколько дней, со своим монархом Лешеком [они] погнались за врагами и настигли их тринадцатого октября между реками Наревом (Narwia) и Неманом ¹⁶. Литовцы не могли быстро двигаться, так как им мешала [обременительная] добыча, к тому же они не очень-то и спешили, ибо были уже, как говорится, на собственном дворе (na swoich smieciach). И хотя на своей земле они были гораздо смелее, однако встревожились, заметив поляков, настырно гнавшихся за ними и упорно напиравших. Тем не менее [они] быстро бросились к оружию, особенно ятвяги, бывшие [людьми] великой отваги.

Битва поляков с литовцами. И там ударили на них поляки одним просто построенным полком, ибо и место, окруженное лесами, было тесное, и войско, в котором было едва шесть тысяч поляков, было малое, так что формировать большее число полков и не требовалось. Литовцы, тоже смелые и сильные, без смущения выдержали первые наезды и стычки с поляками; и так с обеих сторон столкнулись с огромным криком, гиканьем, шумом и гамом.

Пленники [бросаются] на помощь полякам. Но когда литовцы слишком увлеклись битвой, пленные, видя значки, знамена и хоругви своих, прихватили подвернувшееся оружие, а иные и без оружия, и тут же ударили на литовцев с тыла. И женщины, весело крича и в откровенной радости вознося свои голоса до самого неба, прибавляли своим смелости и приумножали страх неприятеля.

Верные псы помогают полякам. Напоследок и псы (которых язычники вели с собой из Польши вместе с другой добычей ¹⁷, а иные увязались за своими хозяевами, думая, что бегут на обед, а не в неволю) показали свою свирепость врагу.

Литовцы и ятвяги, видя, что с тыла пленники, а спереди Лешко со своим рыцарством охватывают их со всех сторон, смешав ряды, отступили в ближние леса. В этой битве остатки ятвягов, отринувших принятую христианскую веру и упорно противившихся полякам, были окончательно стерты с лица земли; мало убежало также и литовцев, которых [сначала] было четырнадцать тысяч бойцов. Но и большинство из тех, которые было убежали, сами покончили с собой отчасти из-за стыда, отчасти боясь своих. А случилось это потому, что прежде в Литве великой и жестокой казни и позору подлежал тот, кто бежал из битвы (хотя бы и проигранной). Таких, которые вернулись домой, уцелев с помощью бегства вместо того, чтобы мужественно погибнуть на поле боя, дома карали жестокой смертью сами их господа. Поэтому немногие из тех, кто проиграл битву, возвращались домой, ибо иные с горя либо сами себя убивали, либо бились с врагом до упаду.

Костел святого Михала в Люблине. А Лешко, отыскав и отбив весь полон, щедро вознаградил убытки своих подданных добром побитых врагов и с победой вернулся в Польшу, а в Люблине в память своей победы выстроил каменный костел, который посвятил святому Михаилу (явившемуся ему во сне, обещая победу). А когда Лешко укрепил таким образом польские границы от внешних врагов, дома над его чаяниями тут же нависла внутренняя угроза, ибо стараниями каштеляна Кристина и краковского епископа Павла Сандомирская земля чуть было не перешла от него к князю Конраду Мазовецкому. Но Лешко мудро избежал этого и вовремя усмирил начавшуюся внутреннюю смуту.

Страшный голод в Польше и в Чехии. В том же году в Польше царил жестокий голод,

и много людей с женами и детками бежали в Венгрию или на Русь, желая как-нибудь уберечь здоровье перед [лицом] этой несносной нужды; но на самом деле убежали из огня да в полымя, ибо русские отдали их татарам в неволю вместо дани, а венгры перепродали их в языческие страны. О чем Длугош и Меховский (кн. 3, гл. 58, стр. 175); Кромер (кн. 10) и другие. А в Чешской земле царствовал еще более жестокий голод; такой, что матери, утоляя голод, без всякого милосердия собственных своих детей резали и ели; а потом еще и свирепое моровое поветрие пришло на людей от [такого] корма: сорной травы и еще каких-нибудь сорняков.

Глава четвертая

Об убийстве князя Тройдена и Довмонта и о смерти литовских князей Гольши и Гедруса в году 1282

Довмонт Ромунтович, князь Псковский и Полоцкий, имея кровную обиду (zakrwawione serce) на младшего брата Тройдена, что обошел его в первородном праве в престолонаследии Великого княжества Литовского, всеми способами старался сжить его со свету. Но поскольку не мог этого добиться явной войной, подослал к нему шестерых холопов, которые, выбрав время, когда великий князь Тройден мылся в бане, стерегли, пока выйдет. И когда вместе с прислугой он выходил из бани после кровопускания (ибо в те времена князья не обращали особого внимания, сколько еще литовцев мылось в той же бане) холопы встали по трое в ряд с обеих сторон дорожки, якобы собираясь подать жалобу о своих обидах, и с поклоном низко били челом. И когда он вошел между ними, спрашивая о причинах их жалобы, тут же все шестеро приложили его дубинами и убили на месте, а сами убежали ¹⁸. Тройден убит холопами. В этом они следовали [примеру] тех двух пастухов, которые, как об этом пишет Ливий в книге 1 первой декады, по наущению сыновей Анкуса тем же способом убили римского царя Тарквиния, придумав [устроить] перед ним ссору, но эти негодяи Ливия не читали, а все же добились своего; злодейству учить не надо ¹⁹.

Тем же способом жалобы также и Клеарх, князь Гераклейский, убит за свое тиранство двумя юношами, Хилоном и Леонидом, мстителями за свободу, о чем Помпей Трог и Юстин (кн. 16) ²⁰. Также Галеацо Сфорца, князь Миланский, тремя своими приближенными (od komornikow) таким же образом заколот в церкви среди толпы людей и солдат. О чем Павел Иовий (кн. 3) Elogiorum etc. Ливий (кн. 1), Павел Иовий (кн. 3), Юстин (кн. 16) и другие.

Умерли Гольша и Гедрус. В то же самое время первым умер Гольша, князь Гольшанский, оставив править [своих сыновей] Альгимунта и Миндова; после него так же быстро расстался со светом брат Гедрус, первый князь Гедройцкий, оставив на Гедройцком княжении сына Гинвила.

Все это было наруку и способствовало замыслам Довмонта, когда он первым делом убил Тройдена, а два других брата поумирали. Сын же Тройдена Лавр (Lavras), а по-литовски Ромунт, ставший чернецом, жил в русском монастыре. А княжичи Гинвил и Альгимунт, сыновья Гедруса и Гольши и прямые наследники Великого княжества Литовского, из-за малолетства не были способны править и вступить на престол столь великого государства.

Довмонт [идет] на Литву с войском. Итак, видя, что нет ему соперника Aemulum imperii (pastore percusso et sublato), который мог бы воспрепятствовать в овладении отцовским Великим княжеством Литовским, [Довмонт] собрал большое войско из Псковской, Полоцкой и Витебской Руси и с огромными силами двинулся на Литву, намереваясь мечом и натиском овладеть отчими Литовской и Жмудской землями, если добровольно не подчинятся ²¹. Узнав об этом, чернец Ромунт или Лавр, сын Тройдена и мазовецкой княжны, движимый великой истинной скорбью и праведным гневом, сорвал с себя капюшон или клобук чернеца черноризца и, облачившись в доспехи и взяв в руки саблю, прибыл к литовским панам ²², которые вместе со всем народом были очень встревожены [появлением] Довмонта и его войска. Но чернец Лавр, законный наследник, из монаха ставший гетманом и князем, своим появлением и краткой достойной речью сразу же ободрил и укрепил их.

И собрав все войско литовское, жмудское и новогрудских русаков, двинулся против своего дядюшки Довмонта, намереваясь отомстить ему за предательское убийство своего отца Тройдена, и свою отчизну Великое княжество Литовское избавить от нежданной тревоги. А когда оба войска сошлись друг с другом над одним озером, построив полки для битвы, и запальчиво столкнулись, причем с равной с обеих сторон смелостью, тогда ни один не хотел уступить другому. И такой великий бой был между ними, что битва эта длилась с самого утра и до вечера, как согласно пишут и сообщают все летописцы.