Хроника смертельного лета
Шрифт:
– Не стоит плакать, – пробормотал он, – видишь, я не гей. Тебе ведь было хорошо? Скажи, Кэти… Кэтрин…
Она торопливо кивала, даже не пытаясь сопротивляться, только об одном лишь моля бога – остаться в живых. Некоторое время он улыбался, шлепая ладонью по остывающей воде. Потом произнес, ласково проведя по ее щеке:
– Ну и что мне теперь с тобой делать?
– Отпусти меня, – умоляюще прошептала она, – я никому не скажу, клянусь тебе…
– Неужели? – хмыкнул он. – Это почему же? Если тебе было хорошо
Она сжалась:
– Зачем? Зачем тебе это?
– Что значит – зачем? Хочу увидеть его самодовольную рожу, когда он узнает, как мы с тобой развлекались… Чтоб он подавился своей ложью.
Вода колыхнулась, когда она инстинктивно отодвинулась от него.
– Развлекались?.. – прошептала она разбитыми губами.
Он дернул углом рта.
– А что, нет? А как бы ты назвала то, чем мы занимались?
Слезы потекли по ее лицу, и она отчаянно зарыдала. Это привело его в ярость.
– Понятно, – сказал он злым голосом, – ты все врешь. Тебе вовсе не понравилось. И, скорее всего, ты сразу побежишь в полицию. Жаль.
Он одним прыжком выскочил из воды и исчез за дверью. Его не было меньше минуты, но за эти мгновения перед Кэти пронеслась вся ее недолгая жизнь. Ее захлестнул поток жуткого страха, сметающий саму способность что-либо соображать. Когда Олег появился на пороге ванной комнаты, в руке он держал большой кухонный нож, и Кэти знала, что он особенно острый – она сама наточила его накануне.
– Пожалуйста, – прошептала она, – пожалей меня.
– Кэти… – он поцеловал ее бескровные губы, – не бойся…
Она даже не успела понять, что он сделал, а пронзительная боль разорвала ее тело. Боль становилась все нестерпимее, но потом стала ослабевать, и скоро пришло блаженство – темное и безмолвное…
22.00. Москва
…Когда Зубов наконец добрался до следственного комитета, Орлов сидел в кабинете Сергеева. Выглядел он немногим лучше, чем в день ареста. Орлов поднял на майора больной взгляд:
– Вы нашли ее?
– К сожалению, нет, – ответил Зубов. – Но у нас очень мало времени до самолета – поэтому я попрошу вас проехаться с нами до Шереметьева, потом вас отвезут обратно домой. По дороге я задам вам несколько вопросов.
– До аэропорта? – прохрипел Орлов. – Что это значит? Ее увезли из Москвы? Это правда?
– Возможно, – уклончиво ответил Виктор, – мы ее ищем.
– Вы хотя бы узнали, где она? – спросил Орлов, надевая куртку, вернее, накидывая ее на плечи, так как не мог вдеть сломанную руку в рукав.
– Нет, – коротко ответил Глинский, и они вышли из кабинета.
Уже в машине, мчавшейся по дороге в аэропорт, они показали Орлову найденные на даче Рыковых вещи. Тот изменился в лице.
– Откуда это у вас? – севшим
– Этого не может быть, – проговорил он. – Кэти действительно тогда исчезла. Без объяснений и прощаний. Мать была в бешенстве. Я тоже. Несмотря на то, что я был совсем зеленый пацан, я прекрасно знал, что она Олегу нравится. И надо сказать, испытывал жестокую радость от того, что она предпочла меня. Не подумайте, я не садист. Нам исполнилось всего по пятнадцать, и я просто лопался от гордости! И мне в голову не приходило, чем все это может кончиться. Неужели это правда? Он ее убил? Не может быть…
– Может, – отрезал Зубов, – нам в деталях рассказала его мать.
– Значит, он убил Полину?.. И Олечку?.. И Серегину жену?.. – у Орлова выступил пот на лбу. – Этого не может быть, я не верю.
– Интересно, господин Орлов, – мрачно сказал Глинский, – чем это вы ему насолили, что он решил именно на вас свалить все свои преступления? Ни на Кортеса, ни на Булгакова, ни на Ланского – а именно на вас, которого столько лет называл другом? Неужели только из-за того, что та юная американка выбрала вас, а не его? Странно как-то.
– Может есть что-то, чего мы не знаем? – продолжил майор. – Вы ничего не хотите нам рассказать?
– И Анну? – Орлов словно не слышал, что ему говорили. – Получается, что Анну – тоже он?
Он тупо смотрел вперед себя, на дорогу, убегающую под колеса машины, и пытался представить себе друга детства как насильника и безжалостного убийцу – и ничего не получалось… Но когда страшная правда начала доходить до него, он похолодел.
– Катрин… Господи, Катрин… Она сейчас с ним? – Орлов со стоном схватился за голову.
– Мы не знаем, – как можно более убедительно ответил Зубов, – мы это выясняем. Не волнуйтесь.
– Не волнуйтесь? Она черт знает где, и черт знает с кем, уже три недели и вы говорите – не волнуйтесь?
– Мы совершенно точно знали до недавнего времени, где она, – произнес Глинский, – мы потеряли с ней связь только сутки назад.
– Сутки? – ужаснулся Орлов. – И вы ничего мне не говорили! Он ее убил?..
– Вряд ли, – ответил Зубов, – судя по всему, он влюблен в нее.
– Он влюблен в Катрин? – лицо Орлова стало серым. – Да как он посмел!
Зубов крайне удивился:
– Как он посмел – что?
– Да как он посмел даже мечтать о ней! Вы хотите сказать, все эти годы он ее любил?
– Именно – и посмел, и любил. Так же, как любил ту американскую девушку. Как ее звали?
Орлов посмотрел на ворох одежды, до сих пор лежащий у него на коленях.
– Кэтрин Маккларен. Она была старше меня лет на пять и стала моей первой женщиной… – он закрыл глаза, вызывая в памяти то удивительное лето.