Хроника смертельного лета
Шрифт:
– Из-за Полины. Теперь, когда она умерла… погибла… так трагически…
– Ее убили, – отчеканила Катрин. – Ее зверски убили и не надо играть словами. Проститутка? Это правда?
– Я прошу вас! – у Оксаны задрожал голос. – Полина не была ангелом, но разве это значит, что она заслужила такую участь?!
– Не знаю, – Катрин отвернулась, и плечи ее поникли. – Я не знаю. Наверно, не заслужила.
– Тогда не будьте так жестоки к ней, – воскликнула Оксана с мольбой в голосе. – Выслушайте меня и отнеситесь с доверием к моим словам.
– Хорошо, говорите, – нелюбезно разрешила Катрин.
– Он
– А он? – мертвым голосом спросила Катрин.
– Он никогда не говорил ей о любви, можете быть спокойны. Он любит вас.
Губы Катрин искривились:
– Он и мне в любви редко объяснялся. Так что это ничего не значит.
– Нет, – покачала головой Оксана. – Я знаю, он стыдился ее. Хотя она была такая красивая… Но я как-то видела вас вместе…
Катрин передернуло. Кол в горле приобрел металлический привкус, и стало трудно говорить.
– Мне он сказал, что познакомился с ней у метро, перед тем как ехать к Антону. Он уверял, что она сама заигрывала с ним.
– Он лжет, – перебила ее Оксана. – Они регулярно встречались у нее. Иногда у него. Они же живут в одном доме.
– В одном доме? – в шоке произнесла Катрин. – Это правда?
И тут расплывчатая картинка стала приобретать ясные очертания. Каким очевидным стало откровенное нежелание Андрея в последние полгода встречаться с нею, Катрин, у него. Она совсем перестала бывать в квартире на Новом Арбате. Она вспомнила, как несколько раз звонила Орлову, точно зная, что он дома, и он отвечал ей неестественно короткими, отрывистыми фразами – «да» и «нет» – избегая называть ее по имени. Эти разговоры неизменно оставляли неприятный осадок и вызывали гадкие подозрения. Но Катрин гнала их прочь, чтобы не сойти с ума от ревности. Значит, все правда. Если кажется – следовательно, так оно и есть.
– Это правда, – повторила она уже не вопросом, а утверждением. Катрин сглотнула, пытаясь избавиться от острой боли в горле, мешавшей дышать.
– Это правда, – кивнула Оксана, – но повторяю, к сожалению, он никогда не любил ее. Он любит вас.
Катрин несколько мгновений помолчала, а затем неторопливым движением сняла темные очки, сдернула шарф и так же медленно повернулась к Оксане.
– А вот доказательства его любви ко мне. О да, он меня любит.
Оксана онемела, глядя на ссадины и кровоподтеки на нежном лице сидящей перед ней женщины.
Катрин встала.
– Вы знаете, что он арестован? – спросила она.
– Да, мне сказали, – кивнула Оксана, – но вы не волнуйтесь, я уверена, все скоро выяснится, и его выпустят.
Глаза Катрин полыхнули яростью.
– Пусть он сгниет в тюрьме! – выдохнула она. – Я буду молиться об этом!
Оксана отшатнулась. Она не ожидала встретить в этой изящной женщине столько ненависти и боли.
– Простите, но я больше не могу с вами говорить. Прощайте, – Катрин быстро повернулась и почти выбежала из сквера, содрогаясь от душивших ее рыданий. Она никогда не чувствовала себя такой оскорбленной – даже после того, как Орлов надругался над ней три дня назад.
Когда Борис, щелкнув по-гусарски каблуками, приложился к ручке дивы, она, как показалось
– Признаться, я до сих пор считаю ее идею блажью, – заявил Борис по-французски. – Ну какие из нас с ней тангерос? Смешно.
Жики вздернула брови:
– Смешно? Почему?
– Да вы посмотрите на нас! У нас на лбу у каждого написано «Le ballet classique».
Анна хмыкнула.
– У тебя на лбу написано «Je suis trop paresseux, madame [28] », – произнесла она. – Лентяй.
28
Я слишком ленив, мадам. (фр.)
– Неправда, – вспыхнул Борис, – все ты врешь.
– Не сомневаюсь, – откликнулась дива и потрепала его по щеке, – ты просто душка. Потом она снова обратилась к Анне: – А музыку ты выбрала?
– Мы будем танцевать Libertango Пьяццоллы [29] .
Анна тщательно обходила эту тему в электронной переписке с мадам Перейра. На это у нее были веские причины. Реакция не заставила себя ждать.
– Ты сошла с ума! – воскликнула Жики. – Ты разве не знаешь, что это танго проклято?
29
Астор Пьяццолла – аргентинский музыкант и композитор второй половины двадцатого столетия, работавший в стиле танго.
– Я не суеверна, – произнесла Анна, а сама внутренне замерла. Одно дело – знать понаслышке, что любимое танго проклято, другое дело – когда это озвучивает, да еще с неподдельным страхом в голосе всеми уважаемая тангера. Анне стало не по себе, но не настолько, чтобы сдать позиции.
– Хочу Libertango, – упрямо повторила балерина. – Или оно – или ничего.
– Вот значит как, – посмотрела на нее внимательно тангера, – и я не смогу тебя переубедить?
– Нет! – отрезала Анна.
– Ну, гляди, – усмехнулась Жики. – Мне что? Я жизнь прожила. Мне не страшно. А тебе?
– Чему суждено случиться – пусть случится! Я не боюсь!
– А я боюсь, – вздрогнул Борис. – Мне что-то совсем умирать не хочется.
– Кто говорит – умирать? – Анна погладила его по руке. – Мы с тобой такое танго станцуем, мой золотой… Поверь мне!
– Ну ладно, хватит с меня глупостей! – объявила Жики. – Дело ваше! А теперь – что вы мне покажете, красивая парочка? Нет, все же какая жалость, что вы не спите вместе!
Борис был шокирован. Он залился краской, как школьник. Анна захихикала.
– Привыкай, мой золотой…
– Ладно, покажите мне, что вы умеете…
Анна и Борис встали в позицию и сделали несколько пируэтов. Анна любила танго, Борис был равнодушен к этому танцу, но, следуя за Анной в движениях, старался изо всех сил.
– Стоп! – тангера хлопнула в ладоши. – Стоп! Это что еще за безобразие, молодой человек?
– Что? – Борис удивился. – Что не так?
– Да все не так! – воскликнула Жики. – Кто в вашей паре мужчина?
Борис обиделся:
– А что, есть сомнения?