Хроника смертельного лета
Шрифт:
– И что дальше? – вяло спросил Зубов, которому хотелось домой. Завтра снова чуть свет вставать и бегать, высунув язык. – Вывод-то какой?
– Вывод, – вмешался Глинский, сидевший в углу, – вывод напрашивается такой, что он решил порвать со Стрельниковой, пока шатался по окрестностям. Не знаю, о чем этот козел думал, но номер ее он удалил именно тогда.
– Похоже на правду, – кивнул Сергеев, – и не только порвать, но и убить. Как вам версия?
– Не… – пробубнил Зубов, – на обвинение не тянет. И след на плече оказался пшиком. Экспертиза подтвердила, что именно Астахова его
– И что делать? – вопрос следователя прозвучал заключительным аккордом.
– А что теперь сделаешь, – развел руками Зубов, – выпускать гада – делать больше нечего…
– А как не хочется… – снова безнадежно произнес Сергеев, – как не хочется…
Они поныли еще минут десять, а потом Сергеев подписал постановление об изменении меры пресечения для Андрея Орлова с содержания под стражей на подписку о невыезде…
21 июня 2010 года, Москва, 29°C
Наступил понедельник.
– Займись-ка Булгаковым, – майор кинул перед Виктором свежий факс, – а у меня встреча со следователем, который вел дело Юрия Смолина – помнишь, мелькало такое имя?
– Еще бы, – кивнул Виктор, – наркоман-анестезиолог. А что? Мне казалось, он умер в тюрьме.
– Сначала решили, что он умер от сердечного приступа. Но следователь потребовал вскрытия. И что ты думаешь? Отравили голубчика. Как крысу – цианидом.
– А может, сам?
– Вряд ли. Вот и хочу потолковать со следователем, может, он что вспомнит… Когда вернусь – не знаю. После следственного комитета двину к матери Орлова – хочу еще раз поговорить с этой женщиной, приятной во всех отношениях.
– Смахивает на мазохизм, – усмехнулся капитан.
– Никогда за собой не замечал, – хмыкнул Зубов и добавил:
– Кстати, отпечатки пальцев на стакане, найденном около трупа, принадлежат Орлову, а кровь на полу кухни – Астаховой. Ах да! Там еще биологический материал Орлова нашли… – и с этими словами он вышел.
Капитан с любопытством разложил перед собой оставленные Зубовым бумаги. Булгаков внушал ему симпатию, а мысль о том, что именно он – кровавый убийца казалась абсурдной. То, что тому нравилась Астахова – так она и самому Глинскому нравилась. Греха в том нет. Итак, что же скрывало прошлое Сергея Булгакова?
Булгаков Сергей Ростиславович, 1972 года рождения, родился в Москве, в семье потомственных врачей и стал хирургом в третьем поколении. Школу окончил с золотой медалью. Чемпион Москвы по плаванию. Прекрасно владеет двумя языками – английским и немецким. После школы попал в армию – срезался на экзамене в медицинский институт. Служил в морской пехоте. «Ого!» – подумал Глинский с уважением. Вернувшись из армии, поступил в мединститут и окончил его с отличием. Специализация – нейрохирургия. Приглашен на работу в клинику Бурденко. Считался самым блестящим практикующим нейрохирургом из молодых. Через несколько лет защитился, и немецкий военный госпиталь заключил с ним контракт. Однако спустя три года он возвратился в Москву – причины его отказа продлевать контракт (а точно установлено, что это была его инициатива) остались неизвестны. Его вновь приглашали в
«Ну и что, – сказал себе Глинский, поднимаясь и рассовывая по карманам мобильник, диктофон, блокнот и прочую мелочь, – это, возможно, совпадение. И ни о чем не говорит…»
– То, что Смолина отравили – доказано, это не просто мои предположения. Извечное – кому выгодно? – следователь Варнава стряхнул пепел с сигареты, по подсчетам Зубова, пятой за их часовой разговор. – А выгодно именно тому, кого Смолин так старательно покрывал. Я подозревал, что покупатель наркотиков работает в больнице, но это ничем не подтвердилось.
– А откуда оно в принципе взялось, это подозрение? – спросил Зубов.
– Видишь ли, Саша, Смолин был необыкновенно замкнутым человеком, с крайне узким кругом общения. Ни друзей, ни любовницы. Дома – постоянно толпа народу, он жил вместе с родителями, с сестрой, с ее мужем, с их двумя детьми в маленькой двухкомнатной квартире. Спал на кухне. Кошмар… И все в один голос говорили, что не знают никого из его приятелей. Ему даже никто не звонил.
– То есть, с людьми он общался исключительно на работе?
– Исключительно – это слишком сильно сказано. Нельзя знать наверняка. Но мне не удалось нащупать ни одной его связи. У него даже записной книжки не было. Мобильным телефоном не пользовался – представляешь, в наше-то время? Обычно наркоман – существо, опутанное дилерами и прочей шушерой. А тут – ничего. Наркотики он таскал на работе. Вводил пациентам разбавленные препараты.
– Итак, вы предположили, что покупатель работает в Склифе?
– Да. И я не понимаю, почему Смолин так упорно молчал. Возможно, надеялся после отсидки что-нибудь стрясти с того за молчание? Иной причины я не вижу.
Зубов вздохнул. Булгаков не похож на человека, который позволит себя шантажировать. И на убийцу тоже. Но его внешнее благополучие вполне могло оказаться хорошо подогнанной маской, под которой скрывалось чудовище.
– А не мелькал ли по делу некий Булгаков, ординатор из нейрохирургии? – спросил он.
– Нет, насколько я помню. На работе у Смолина мы только и слышали о том, что он – человек крайне нелюдимый, друзей у него нет. Везде одно и то же. Вот так.
– То есть, Смолин отрицал все начисто?
– Нет, свою вину он полностью признал. Да и глупо было отпираться – у него нашли несколько ампул дома и пару штук при нем.
– А много пропало?
– Очень много. Около двухсот ампул морфина, фентанила и промедола. А что, стали мелькать?
– Да как сказать, – Зубов пожал плечами. – История такая – фентанил есть, а ампулы нет.
– О, Саша, это обычное дело. Таких улик не оставляют! И не надейся, – следователь вытряс из пачки новую сигарету. – Когда я, черт возьми, брошу курить!