Хроника смертельного лета
Шрифт:
Катрин никак не реагировала на его вопросы.
– Вы ее сразу узнали?
– Вы ошибаетесь, – приглушенным голосом произнесла Катрин. – Эта девка никогда не была моей студенткой.
«Неужели я ошибся?» – разочарованно подумал Зубов. Он был почти уверен в своей догадке. Эта мысль мелькнула у него еще тогда, когда мать Полины упомянула о том, что ее дочь поступила на курсы английского языка. Но загруженный по горло работой, Зубов забыл о ней и вспомнил только после упоминания матери Катрин о ее работе.
– Почему вы решили, что она училась именно на МИДовских курсах? –
– Итак, вы ее никогда не видели? – Зубов умерил категоричность в голосе, но ровно настолько, чтобы она не догадалась, что он готов пойти на попятный.
– Я сказала, что она не была моей студенткой, – Катрин опустила глаза. – Она училась в параллельной группе, у Валентины Самсоновой. И я вовсе не сразу узнала ее. Мне действительно показалось, что я ее где-то видела. И долго не могла вспомнить, где.
– И когда же вы вспомнили? – повеселевшим голосом спросил майор.
– Ночью, когда ждала Андрея. Но он же врал, что познакомился с ней случайно. Я хотела спросить его об этом, но не успела. Мне не дали шанса… А утром было уж совсем не до этого…
– А как она на вас среагировала? – спросил Зубов. – Она вас узнала?
– Не знаю. Виду не подала и ничего не сказала. Может, и узнала.
– Она училась у Валентины Самсоновой, говорите? – переспросил майор и черкнул в блокноте. – Дадите мне ее телефон?
– Да, сейчас, – Катрин потыкала пальцем в телефон и продиктовала ему номер, – поговорите с ней. Хотя не знаю, чем бы она могла вам помочь.
– Ну, например, рассказать, с кем общалась Стрельникова в группе. Она же могла знать?
– Это сразу заметно, – Катрин вздохнула. – Простите, я не сказала вам, что встречала ее раньше. Я была не в силах в этом признаться.
…– Ей сейчас трудно, – Галина Васильевна плотно притворила дверь на кухню, – вы хотели со мной поговорить? Дочь не очень-то меня посвящает в ее дела.
– А я хотел поговорить с вами не о Катрин, – улыбнулся майор.
– А о ком же? – в недоумении спросила Астахова.
– О Сергее Булгакове, – заявил Зубов, а она подняла бровь. В точности, как дочь.
– О Сереже? – Галина Васильевна пожала плечами. – Не представляю, чем я могу…
– Что вы о нем думаете? Какой он человек?
Галина Васильевна улыбнулась.
– Сережа? Он замечательный. Любая мать хотела бы иметь такого сына.
– Или зятя? – улыбнулся в ответ Зубов.
– Да, – с готовностью подтвердила Астахова. – Или зятя. Ему нравится Катя, хотя он крайне сдержан, может, даже излишне сдержан. И я, честно говоря, всегда его поощряла, за что мне каждый раз от нее влетало.
– Он ухаживал за ней? – осторожно спросил Зубов.
Галина Васильевна покачала головой.
– Нет, – с сожалением ответила она, – до этого дело не доходило. Катя не давала повода. Вы знаете про Андрея Орлова.
– Знаю, – кивнул Зубов. – А вам он не нравится? Я имею в виду Орлова.
– Не то чтобы не нравится. По большому счету, это Катино дело. Но Андрей из той породы мужчин, с которыми женщина никогда не станет счастливой. А любовь такого мужчины – настоящая трагедия
– Чем же он плох, Андрей Орлов? – усмехнулся Зубов.
– Да не плох он! – досадливо воскликнула Астахова и даже взмахнула рукой. – Он неплохой парень, умный, но есть в нем то, что не позволяет приблизиться. Он как бы отстранен от всего. Сам по себе. Волк-одиночка. А для женщины так важно единение не только физическое, но и душевное. А самое главное…
– Самое главное – что?
– Самое главное – это человек, который уничтожает все, к чему прикасается. Разрушитель… варвар, если хотите.
Зубов кивнул. Интересно, как эта дама уловила самую суть этого непростого характера. А может, наоборот – достаточно примитивного. Куда уж проще: разрушать – не строить.
Она продолжила:
– Сережа совсем другой, хотя у нас на работе все считают его неисправимым бабником. Но я уверена – он способен на искренность и настоящую нежность. Он любит Катю. Но, к сожалению, безответно.
– Как он попал к вам в институт? – спросил Зубов.
– Я пригласила его. Нам требовался хороший хирург, а Сережа как раз вернулся из Германии.
– А почему он не вернулся в Бурденко? – этот вопрос он задал как бы вскользь.
– Как? – растерялась Астахова. – Он вам не сказал?
– Нет, – признался майор. – Когда его об этом спрашивают, он сразу уходит в себя и мрачнеет, наотрез отказываясь говорить на эту тему. Такое поведение подозрительно.
– Да, не очень тогда красиво с моей стороны. Но, может, и лучше, если я вам расскажу, ведь это крайне болезненная для него тема. Когда он работал в госпитале бундесвера в Бонне, у него на столе умер пациент – совсем молодой парнишка, из миротворческих сил. Его военным самолетом доставили. Этот немецкий солдатик был стабилен, но в черепной коробке скапливалась кровь, срочно начали операцию, и именно Сережа был ведущим хирургом. Он страшно гордился тем, что у него ни разу не умирали пациенты, во всяком случае, на операционном столе. И смерть того мальчика оказалась невероятным стрессом для него. Сергей стал бояться оперировать. Особый страх вселяли плановые операции, к которым нужно заранее готовиться. В операционной у него начинали трястись руки от напряжения. И он не стал возобновлять контракт с госпиталем, вернулся в Москву. Его снова приглашали в Бурденко. Но там опять-таки в основном плановые операции. И тогда я позвала его к себе. У нас ведь сумасшедший дом, ну да вы знаете! Вздохнуть некогда бывает, не то что в себе копаться. Мне кажется, сейчас Сергей в порядке. Но вспоминать тот случай он все равно не может.
– Да, нелегко ему пришлось, – сочувственно кивнул Зубов. – Я подозревал более захватывающую тайну, – вздохнув, добавил он.
– Как видите, ничего криминального, – сказала Галина Васильевна. – А можно, я тоже вас кое о чем спрошу?
– Если это не служебная тайна – с удовольствием отвечу, – произнес майор.
– Скажите, Александр Владимирович, последняя проверка хранения наркотических средств как-то связана с этой ужасной историей? – от прямоты ее вопроса Зубову стало неудобно.