Хроника смертельного лета
Шрифт:
– Тебе смешно? – каменным голосом спросил Булгаков.
– Ага, еще бы, – усмехнулся Андрей, и вот эта кривая усмешка окончательно вывела обычно невозмутимого Сергея из себя. С точностью хирурга, недрогнувшим кулаком морского пехотинца он нанес Орлову сокрушительный удар в левую скулу – точно туда, где красовалась ссадина на лице Катрин. Орлов оказался на полу, а Булгаков стоял над ним, борясь с искушением пнуть его ногой.
– Как будто ты этим что-то изменишь, – злорадно произнес Орлов, держась за разбитое лицо. – Кретин. Мой
Орлов прав. Ничего, кроме брезгливости, не будет написано на ее лице и действительно, скорее всего, она постарается больше не встречаться с ним, дабы избавиться от его домогательств. И он бессилен что-либо изменить. Законы страсти не подчиняются рассудку: она будет терпеть хамское обращение и побои Орлова, но разлюбить его не сможет. Пока не придет время. А в том, что побои еще последуют, Булгаков не сомневался – Орлов походил на волка, почувствовавшего вкус крови. Настоящий волчишка, скалящий зубы…
Проклятье. Как он мог забыть? За пустыми переживаниями он совершенно забыл о двух убийствах. Орлов знал Полину и знал близко – это известие ошеломило Сергея. Несчастная Катрин… Как она пережила это? А убийство Олечки Вешняковой могло ее просто доконать!
«Я должен поговорить с Катрин, – пришла в голову отчаянная мысль. – Ни на чем не настаивая, втолковать ей, что она всегда может на меня положиться, что я смогу защитить ее и от маньяка, и от Орлова. Мне надо ей позвонить и заставить меня выслушать. Мы же друзья, в конце концов… Но прежде я должен обеспечить ее безопасность». Поиск в Интернете занял ровно пять минут – он договорился о встрече. А потом он поедет к Катрин.
Звонок в дверь. Кто бы это? Сергей с грохотом отодвинул стул и пошел открывать. Мельком глянул в глазок.
А это еще что за новости! Он отпер дверь. На пороге стояла Алена, в нерешительности теребя ручку сумочки. Булгаков несколько мгновений смотрел на нее молча. Он давно не разговаривал с ней. Дня через два после злосчастной вечеринки Алену перевели в другую смену – начался сезон отпусков, и не хватало среднего медицинского персонала. Сергей не имел к ее переводу никакого отношения, но и пальцем не пошевелил, чтобы каким-то образом воспрепятствовать ему.
Пару раз они встречались утром, когда сменялись бригады. Несомненно, ей отчаянно хотелось поговорить с ним, при каждой их встрече ее тоненькая шейка чуть вытягивалась, а взгляд наполнялся томительной надеждой, но он с улыбкой кивал ей и стремительно убегал куда-нибудь по неотложным делам, на самом деле – чтобы не видеть, как угасает надежда в ее печальных глазах. Ему было, мягко говоря, не до нее. И вот она стоит перед ним – чего, спрашивается, явилась? И как она адрес узнала? Хотя, сейчас, при желании, адрес президента узнать – не проблема, не то что его…
– Прости,
– Хватит извиняться, – прервал ее Сергей. Бледное, испуганное лицо девушки неприятно удивило его. – Заходи. Кофе будешь?
– Сережа, – она нервно обхватила себя руками, – прошу, выслушай меня.
– Алена, – устало произнес он, – может, отложим до завтра? У меня полно дел. А завтра на работе поговорим, хорошо?
– Ты уходишь? – тусклым голосом спросила она.
– Собираюсь, – ответил Булгаков, и это не было ложью.
– Ты идешь к ней? – он не ожидал подобного вопроса и поэтому в недоумении воззрился на нее: – Что? К кому – к ней?
– К этой своей… Катрин. – Сергей досадливо отмахнулся: – Не говори ерунды!
– Я знаю, к ней, – у нее вырвался вздох, более похожий на стон.
Булгаков разозлился: – У меня нет времени выслушивать всякую чушь!
– Неужели, – взмолилась Алена, – неужели ты не можешь уделить мне несколько минут?
Все же профессия научила его терпению. Он постарался скрыть раздражение, готовое выплеснуться на девчушку, так не вовремя заявившуюся в его холостяцкую обитель.
– Аленка, – он взял ее ладони в свои, – ты говоришь – дело важное, а я спешу. Ну что за срочное дело, которое можно решить за несколько минут? Давай завтра.
Губы Алены дрожали, и глаза у нее были, словно у собаки, которую выкинули из машины на пригородном шоссе. Теперь Булгаков понял, что девушка в отчаянии. Он усадил ее на стул.
– Говори, – сдался он, но сам садиться все же не стал, а стоял перед нею, скрестив руки на груди.
Алена перевела дыхание.
– Я беременна, – прошептала она.
Булгаков оцепенел.
– Не понял, – выдавил он. – Ты – что?..
– Я беременна, – голос ее звучал, как жалобный скулеж той самой оставленной на обочине собаки.
– Ты… а ты уверена? – осторожно спросил он. – Ведь всего месяц прошел!
– Сережа, ну что ты говоришь… – всхлипнула она и наконец разрыдалась. – У меня задержка поч-чти две недели… и тошни-и-т по утрам… И те-е-ест положительны-ый…
– А ты… – начал он и осекся. Нет, нельзя спрашивать эту девочку, уверена ли она, от кого беременна. Поэтому он стоял, совершенно ошарашенный, тупо уставившись на нее.
«Чего она ждет от меня? Что я, по ее мнению, должен сделать? Жениться? Невозможно. Зачем она мне? Аборт? Черт, гнусность какая».
– Какие у тебя планы? – спросил он вслух.
– Планы?.. – растерялась она. – Какие планы? Мои планы зависят от твоих планов. Как скажешь, так я и сделаю. Все, кроме одного.
– Алена, послушай…
– Если ты скажешь мне уйти – я уйду. И никогда больше не потревожу тебя. Но я не буду делать аборт. Ни за что! – твердо произнесла она. Слезы на ее глазах высохли, а пухлые губы упрямо сжались.