Хроники черной луны

Овчинников Денис

– Алекс, что делает этот идиот? Почему не прикрывается?

– Вроде как колдует. – Алекс, пользуясь тем, что оба наши надсмотрщика пялились на наказание, встал рядом. Остальные рабы тоже сбились в кучку и глазели на зрелище.

– Эти черные рабы, они из южных джунглей. Тех, что за большой пустыней. У них там свое страшное престрашное шаманство. Поговаривают, что очень сильное, но по мне, это бред собачий. Еще ни разу не видел, чтобы эти обезьяньи шаманы что-нибудь смогли.

– А что с ним будет?

– Да ничего. Если бы надсмотрщик хотел, уже забил бы до смерти. Поиздевается и потащит к хозяину. Может, выдерут на позорном столбе. Может, продадут на бои, хотя вряд ли – осенние игры уже закончились.

Вдруг

чернокожий выгнулся как лук и кинул руки в сторону своего мучителя. Полыхнуло огнем. Заложило уши. От неожиданности мы с Алексом присели. На месте здоровенного мужика осталась лишь кучка пепла и конец кнута на земле. Люди как испуганные тараканы бросились во все стороны. Началась давка. Раб стоял, бессильно опустив руки, и не реагировал ни на что вокруг. Из толпы как муравьи вынырнули испуганные злые портовые стражники. С ходу окружили новоявленного шамана. Сбили с ног и принялись ожесточенно месить копьями. От страха били со всей силы - заточенные как бритва, наконечники шли насквозь сквозь худое тело и застревали в земле. Под неудачником-шаманом тут же растеклась лужа крови.

– Разойтись! Всем разойтись! – Один их хранителей порядка развернулся и начал разгонять остатки толпы, размахивая тупым концом копья. Веревка дернулась - нас поволокли прочь. Скоро испуганные зрители, тело шамана и стражники остались далеко за спиной.

– За что они его так?

– Со страха. А вдруг еще чего наколдует. Ну, дела. В первый раз вижу такое. Силен был обезьяна, ох, силен. Даже жалко бедолагу. О, смотри, вот наверно и наше корыто.

Галера стояла у самого крайнего пирса. Формами она и впрямь напоминала разлапистое грязное корыто. Вся обсыпанная мелкой пылью. Обшивка местами выгнила до дыр. Кто-то пытался заняться ремонтом, но хватило его только заколотить прорехи кривыми досками крест-накрест. Наше будущее судно не вызывало в душе ничего кроме омерзения. С грузовой площадки портовые рабы волоком выгружали большие серые блоки.

– Ну, хоть не навоз возить.

– А что это?

– Строительный известняк. Для домов. Возят с большой земли, с каменоломен.

Нас завели по трапу на палубу, потом пинками согнали вниз, в яму гребцов. Часть скамей пустовала. Веревку сняли, построили всех в ряд. На площадку надсмотрщика поднялся хозяин. Низенький, толстый, с неприятно большой лысой головой. На нем криво сидела просторная белая туника, что носят только благородные, хотя это тело к патрициям никакого отношения не имело. Я думал, он что-нибудь скажет своим новым рабам, но хозяин только осмотрел нас брезгливо и ушел обратно в кормовую надстройку.

Надсмотрщики распределили всех по парам. Я боялся, что нас с Алексом разделят, но мы оказались рядом. Скамья нам досталась в самом начале галеры. Не успел я усесться, как на запястья одели бронзовые браслеты. Зеленые от морской воды цепи и большой навесной замок намертво соединили меня с большим истертым сотнями рук веслом.

Глава 4

Я с интересом крутил головой, оглядываясь по сторонам. Мы сидели у самого носа галеры, за воротом подъемника грузового трапа. В отличие от красавиц боевых трирем с их узкими высокими носами и мощными таранами, нос торговой галеры был неестественно широким. Он почти целиком состоял из поднимающегося трапа, по которому рабы волоком спускали грузы. На нашем корыте возили только камни, и поверх досок трапа были набиты продольные, истертые направляющие, облегчающие тяжелую работу. За трапом почти на весь корпус тянулась грязная, вся в каменной крошке, грузовая площадка. Широкая, на ней свободно могли лечь поперек пара взрослых мужчин. По бокам от нее и чуть ниже, притулились скамьи гребцов. По десятку вдоль каждого борта. Нас с Алексом усадили на самой первой скамье левого борта,

лицами к кормовой надстройке. От грузовой площадки нас отделяли лишь легкие деревянные перила и проход для надсмотрщиков. Я с ужасом представил, что будет, если во время шторма сорвет один из каменных блоков и он съедет в нашу яму. Помотав головой, избавился от видения переломанных рук, ног и спин. Насмотревшись вокруг, я задрал голову. Прямо над головами проходил настил верхней палубы, шириной от борта и до грузовой площадки. Он защищает гребцов от дождя и солнца. По нему же можно быстро добраться с кормы на нос, минуя проходы в ямах рабов. Алекс, заметив мой интерес, объяснил, что здесь к чему.

– Видишь, ворот с намотанной цепью – он ткнул пальцем за спину - им поднимают трап, потом забивают под барабан клин, чтобы в море не сорвало. На корме надстройка – теперь он тыкал пальцем вперед - в ней живут капитан с командой и надсмотрщики. А прямо перед ней площадка – это для главного надсмотрщика, сидит на ней и смотрит, кто как гребет. Ну и приказывает, конечно, кого подстегнуть. Он же отдает приказы рулевым. Рядом с ним мальчишку садят – он колотит деревяшкой в барабан.

– Зачем?

– Отбивает такты. Чтоб гребли ровно. На каждый удар барабана будешь тянуть весло на себя. И не лодырничай! Я-то вытяну, но главный сразу заметит. По проходу ходят младшие надсмотрщики. Кто-нибудь из них подойдет и всыплет плетей. И тебе и мне.

– А где спать? – Я осмотрелся вокруг. Алекс заржал, удивляясь моей наивности.

– А здесь и будешь спать. На весло голову положишь, и в путь: хоть храпи, хоть сопи, хоть на спинку переворачивайся, если сможешь, пока надсмотрщик плетью не разбудит. Весло тебе теперь и кровать, и стол, и подушка. Можешь даже как подружку его использовать – Он, как припадочный, заржал над собственной пошлой шуткой.

Я осмотрел скамью со всех сторон. Неширокая. Со спинкой чуть ниже лопаток, чтобы было во что упереться, когда тянешь весло на себя. Рукоять его сейчас опущена и заведена под специальную упорину. Так же и все остальные впереди. На окне в борту галеры, куда уходило весло, висел дранный кожаный фартук. Сквозь прорехи поблескивала мутная илистая вода. Внутренности от кишок до сердца затопила тоска вперемешку с осознанием, что жить на галере совсем не просто.

Грузчики тяжело стянули на пирс последний блок. Было далеко за полдень, и я решил, что мы останемся ночевать в порту. Но, к моему удивлению, на палубу вышел капитан и скомандовал отплытие. Заскрипели вороты носового трапа. В проходы спустились по два надсмотрщика с плетями. На площадке же появился дюжий мужик с барабаном.

– Ого, смотри - сам видимо стучит.

– Это плохо? – Я непроизвольно ссутулился.

– Это никак.
– Алекс потянулся и вынул из упора весло.

Остальные рабы тоже зашевелились. Я сидел у борта, поэтому просто положил руки на весло, как показал Алекс.

– Сейчас будем грести назад, пока не оттащим галеру от пирсов, потом разворот и только тогда уже наляжем.

Главный надсмотрщик оглядел нас презрительно строгим взглядом, будто бы пытался забраться к каждому в самое нутро, и в первый раз ударил деревянной колотушкой в обтянутый кожей барабан. Поплыли.

Мы быстро отошли от пирсов, развернулись, гребя только правым бортом. В притирку пройдя мимо маяка, выбрались в открытое море.

Осенью темнеет рано. В море, где солнцу не за что зацепиться, и остается только нырнуть в воду, темнеет еще быстрей. Но не в тот первый день на галере. Ужасный, пропахший потом и солью, он тянулся бесконечно. Наконец, уже почти в полной темноте скомандовали сушить весла. Перестал стучать вызывающий головную боль барабан. Надсмотрщики выбрались на верхнюю палубу и сбросили большой каменный якорь. Мы закрепили весло. Я рухнул на него сверху - меня сильно мутило.