Хроники черной луны
Шрифт:
Почти весь день прошел под разгрузкой и ожиданием пассажирок, поэтому до отбоя успели только выйти в открытое море. Якорь бросили еще в пределе видимости прибрежных скал, хотя никогда раньше капитан такого не позволял. Солнце быстро спряталось в черноте воды, и надсмотрщик вежливо попросил девушек удалиться в шатер - начались вечерние процедуры. В этот вечер начали с другого борта, и у нас появилось время поболтать.
– Ох, плутовка. Хороша. Я бы с ней пообщался, и не раз, забери меня боги! – Алекс мечтательно теребил набедренную повязку. Мумр обернулся к нам с удивленным лицом.
– Как ты можешь судить о ее красоте – она же в шелк закутана с головы до пят. Может под ним прячется жуткая уродина?
– Дурак ты, Мумр, он не про хозяйку.
– Ааа. – Помолчали. Потом
– Конечно! Он еще спрашивает.
– Я могу устроить...
– Как!? – Алекс резко подался вперед, забренчав цепями, чем тут же привлек внимание надсмотрщиков.
Наказали как всегда всех: и нас троих, и соседа Мумра заодно. Разговаривать не запрещалось – просто наши вопреки всему довольные рожи в очередной раз не понравились надсмотрщику. Спина покрылась свежими шрамами, но били не сильно. Только чтобы показать власть. А вот то, что остались без ужина – было весьма неприятно. Неприятно обидно – но воля надсмотрщика закон. После купания и прошедшего без нашего участия ужина Мумр виновато обернулся к нам:
– Ладно, не обижайтесь. Один вечер без жрачки вам не повредит. Ну дак как, на счет ночи с вашими уродскими белыми девками? – Мы, покосившись на пустую пока площадку надсмотрщика, наклонились к нему.
– Ты сможешь это наколдовать?
– Я не колдун, я шаман. И баб я вам не наколдую. А вот приворожить на вас хозяйку думаю смогу. Это высосет остатки моих сил, да все равно их некуда девать. Уверен, девка запросто сможет подкупить надсмотрщика, чтобы он вас на ночь пустил в шатер.
– Вот это будет номер! – Алекс потер руки. – Семен, ты не против, если Мумр приворожит хозяйку на тебя? А мне служаночку.
– Ты как всегда рвешь все вкусное на себя. – Я демонстративно скривился.
– Да ладно тебе. Ты же все равно не помнишь как оно. Тебе убогому и хозяйкой сойдет. Даже если она страхолюдка под своей тряпкой. А вот я – ценитель. Мне нужна красотка, и чтоб верняк.
– Долго вы будете препираться? Я так могу и передумать шаманить. Вам вроде и друг с другом неплохо.
– Ладно, я согласен. Хозяйка, дак хозяйка.
Тогда не мешайте мне. – Мумр закрыл глаза.
Он откинул голову и что-то тихонько шептал про себя, плетя пальцами мельницу. Стемнело. Я откинулся к борту и задремал. Не очень то мне верилось, что у Мумра может что-нибудь получится. Кроме как вызвать понос у надсмотрщика. Пусть и с голодным желудком, но хоть выспаться перед тяжелым днем, решил я для себя.
Разбудил меня Алекс, предусмотрительно зажав мне рот, чтобы я с спросонья всю галеру воплями не разбудил. Яму рабов и грузовую площадку затопила густая темнота. Фонарей ночью на галере не зажигали – суеверные островитяне боялись привлечь морских духов и чудовищ. А когда в первый же вечер я обсмеял это суеверие – получил затрещину от Алекса. Он во всякие островные обычаи верил ревностно.
Рядом с нами, ссутулившись и пыхтя перегаром, стоял старший надсмотрщик. Он уже успел освободить от весла цепь Алекса, и теперь ждал когда уберу руки, чтобы он мог добраться до моего замка. Я не заставил себя ждать. Положив открытые замки под лавку, он поманил нас за собой. Выбравшись прямо через перила к большему из шатров остановился.
– Слушай меня, мразь. Чего выкинете – отрублю руки и скормлю рыбам заживо. Бежать здесь все равно некуда. Я приду через час, вам хватит. – Он приподнял край шатра и мы, удобнее перехватив цепи, скользнули внутрь.
Нас окутала тьма, хоть глаза рыбам на завтрак отдавай. Оказалось что шатер разделен на две части и, и только подняв еще один полог, мы вывалились в тусклый круг света маленькой лампы. На подушках сидела полуобнаженная служанка. Ее глаза возбужденно загорелись при виде Алекса, и она, ловко вскочив с колен, утащила его за руку в только что покинутую нами темноту. Послышалось сопение и треск раздираемой ткани – для рабыни никакого приворота не понадобилось. Я неуверенно подсел к лампе. По шороху и отсвету теней я догадался, в каком углу скрывается хозяйка шатра. Сидеть и пялиться на огонь было непростительно
– Потуши лампу и иди сюда. – Голос был тихий, но наполненный властью и возбуждением.
Я подчинился. Придвинувшись к ней, поймал тонкое, гибкое тело. Уже после, вернувшись на опостылевшую скамью, я подумал, что мир еще полон для меня сюрпризов, и не всегда отвратительных и гадких.
Глава 7
Складки тяжелых, мягких портьер полностью скрывают меня. Я тону в них как в морских волнах, они охватывают руки, стелются по ногам, душат покрытую испариной шею. Густая и терпкая, навечно залегшая и бессовестно потревоженная пыль забивается в ноздри. До боли в затылке хочется чихнуть, но я терплю, лишь изредка чешусь носом о шершавую ткань. Уже несколько раз мимо проходила охрана, но я остался незамеченным - годы обучения прошли не зря. Я прильнул к заранее прорезанной щелке другим глазом. Торчу в этом заброшенном углу уже столько часов, а сластолюбца все нет и нет. Ноги давно затекли, спину ломит от слишком прямой, неестественной позы. Тело молит плюнуть на все и опуститься на каменный пол, согнуть колени. Закрыть глаза и хотя бы на мгновение отдаться сну. Но на то оно и тело чтобы стойко терпеть все, что задумала дурная голова.
Окончательно стемнело, и служанки внесли длинные свечи в шикарных золотых подсвечниках. За каждый из них на Вонючем рынке Нома можно купить нового раба или лодку, или острый кинжал лучшей бронзы. Но к Амету подсвечники, вот наконец-то и ты. Долго же я тебя ждал. Ох, как долго. А ты – все так же высок и строен, но тренированный цепкий взгляд легко вылавливает мелкие признаки приближающейся старости. Возраст нашел приют в длинных вьющихся волосах и едва заметной шаткости походки. Свободная туника не скрывает широкую грудь, и я вижу, что волосы там уже покрылись тонким инеем седины. Ты стар, и тебе пора на покой. Стража и служанки уходят, закрыв за собой створки высоких дверей. Улыбающийся, как хищный степной кот, хозяин спальни остался один на один со своей новой наложницей. Гадкий сластолюбец. Мерзкий покоритель купленных сердец. О твоей похоти уже сложены легенды. Насладись же последней ночью. Я дарю ее тебе.
Ты ложишься на подушки, распахиваешь одежды, а она танцует перед тобой танец любви, танец страсти, танец похоти. Она красива. Все гетеры красивы. Как осенние яблоки - прекрасные снаружи и червивые внутри. Она опускается на тебя. Принимает в себя твою плоть. Стонет вместе с тобой и для тебя. Пора! Я выскальзываю из-за портьеры, легко, ловко, будто не было дня томительного ожидания. В два прыжка оказываюсь за спиной продавщицы любви. О! Ты уже видишь меня! Ты уже кожей чувствуешь, как опускается ладонь на своем горле. Но нет. Я не разочарую тебя. Банальная смерть от удушья – это так постно и пресно. Для тебя я припас совсем другую - красивую, эффектную. Достойную и тебя и твоей последней спутницы. Укороченно бронзовое копье выскальзывает из петли на спине и ловко ложиться в руку. Замах с прыжком, как учили, как заставляли, как вбили на уровень инстинктов. Копье как в масло входит в спину гетеры, пробивает ее тело насквозь и, лишь окрасившись человеческой кровью, входит в твое напряжённое тело. Не можешь кричать? Я знаю, я верю. Ужас рвет твое горло, как бронза, что рвет, ставшую вдруг такой мягкой и нежной, грудь. Я наваливаюсь на широкую, обмотанную кожаным ремнем пятку древка, и давлю, пока не чувствую, что острие уперлось в плиты пола. Вот так. Я исполнил свой долг, я был с тобой до конца. Прощай Аврелий. Прощай мой император.
В то утро я проснулся в холодном поту. Алекс с сочувствием смотрел, как я тру тяжелое от сна лицо. Над морем занимался неприятный, серый рассвет. Хорошего дня можно было не ждать. Я прислонился к борту, не в силах отойти от липкого, пропитавшего тело страха. Как всегда сон почти не оставил в голове внятной информации, рассыпался на фрагменты, терялся в мусоре непонятных ниточек и цепочек событий. Картинки пережитого тускнели, потеряли реалистичность, но ужас и возбуждение от пережитого остались.