Хроники черной луны
Шрифт:
– Не смей блевать прямо здесь, убирать будешь сам, а еще и плетей оба получим. – Алекс устал намного меньше. – Держись. Трудно будет только первые дни, потом втянешься. Если не сдохнешь.
Он по обыкновению тихонько заржал своей собственной шутке. Смеяться громко было нельзя. Так же как и разговаривать. За любой шум били плетью. Причем наказывают всегда обоих. Днем мне настолько подурнело, и я почти отключился. Главный это заметил и подал знак надсмотрщикам внизу. Нам здорово досталось. Пришлось грести превозмогая слабость и боль.
– Сейчас еще ничего, галера то пустая. Да и гребем всего полдня. Вот потащим
– Эй, тебя как зовут?
– Иди ты.
– Видишь, уже не помнит. И ты такой будешь. Чурка чуркой. Только и будешь знать, как веслом махать. – Он похлопал меня по плечу. – Ничего Семен, не переживай. Я тебя в обиду не дам. Если забудешь свое имя, я тебе напомню. Или новое придумаю. – Он опять прыснул в кулак.
– Ну и гад ты, Алекс.
– Да ладно, не обижайся. Сейчас купаться поведут, потом кормежка.
– Зачем купаться?
– А ты чего, гадить здесь собрался? Гадить будешь в море. Утром и вечером. Утром еще и проснуться поможет. Холодная водичка с утра самое то. – Чувство юмора Алекса хлестало через край.
Нас по паре отцепляли от весел и выводили на верхнюю палубу. Цепи соединяли вместе и привязывали к длинной веревке. Так и спрыгивали в воду. Соленая вода обжигала свежие шрамы на спине. Справлять нужду в море было непривычно, но приспособился. Много времени не дали. За веревку вытащили обратно на палубу. Следующая пара гребцов уже ждала наверху.
После купания надсмотрщики раздали ужи ужин, вываливая его из ведра прямо на скамью между гребцами. На ужин боги одарили нас отваренными бобами и кувшином воняющей тиной воды. Еда была отвратительная, но пустой желудок обрадовался и этому. Взошла белая Селена. Надсмотрщики пошли по рядам, проверяя цепи и убирая пустые кувшины.
– Алекс, как ты думаешь, мы долго так протянем?
– Нет, Семен. Не долго. Год, может два. Дольше гребцы не живут. Осмотрись – среди нас нет ни одного старика. Греби, жри бобы и гадь в море. Вот теперь твоя жизнь.
– Чем же она лучше смерти? Может, лучше было умереть там, на арене?
– Любая жизнь, Семен, лучше смерти. Поверь.
Алекс поудобнее пристроился к опоре верхней палубы и закрыл глаза. Я же еще долго не мог уснуть, перекатывая в голове комки событий короткой непонятной жизни. Столько нового, но среди этого так мало хорошего. Потом прислонился к борту и тоже уснул.
Глава 5
Первые две недели тянулись потоком нескончаемой боли. Тело ломило от усталости. Белая кожа на плечах, спине, руках обгорела и слезала лохмотьями. Но, как и обещал Алекс, я втянулся. Уже не падал в обмороки на весло, уже не засыпал мертвым сном еще до ужина. Теперь мы часто разговаривали вечером, и даже шепотом уже после отбоя. Для Алекса это был способ отвлечься от удручающей действительности, для меня возможность хоть чуть-чуть восстановиться и понять где я. После таких рассказов мне снились сны, яркие, натуральные. На основе скупых, а иногда и заведомо неточных рассказов мозг все же выуживал из завалов и обломков памяти кусочки мозаики, и складывалась более-менее ясная картина мира.
Мы плавали между островом Иредос и бесчисленными каменоломнями
Сама империя, зажатая на узкой полосе земли между горами и океаном, тянулось далеко на север. Где-то там, в устье реки Тор впадающей в Залив Слепцов, блистала столица, императорский двор, центр мира. Алекс никогда там не был и не мог ничего рассказать. Моя же память показывала красивые дома, намного выше наших островных трех этажей, башни, дворцы. Что это? Я был в столице, или моя фантазия порождает яркие картинки, подменяя ими реальные воспоминания. Я не знал.
Плавание от Иредоса до каменоломен затягивалось на пять – семь дней. Ночевали мы всегда в море. Даже если до заката оставалась пару часов, надсмотрщик командовал отплытие. Я пристал с этим вопросом к Алексу, на что получил дурной и нелогичный ответ:
– Капитан боится, что рабы могут сбежать.
– Но как, мы же все прикованы?!
– Ну не все тут такие, как я и ты, без роду без племени. У многих на берегу семьи. И не бедные. Они могут прийти ночью и попробовать отбить своих. Вот капитан и гонит нас в море.
– А что будет со сбежавшим рабом?
– Смерть. Повесят на балке портовых ворот. Пока не высохнет на солнце. А могут на рудники отправить. На каторгу. Но лучше смерть, чем туда – там, по слухам, умирать будешь долго. Заживо сгниешь.
– Да уж. Не самая, видать, у нас худшая доля. – Алекс улыбнулся моей шутке.
– Да ты, Смен, тоже остряк, не хуже меня.
На следующее утро гребец, сидящий перед Алексом, не поднялся с весла. Он умер во сне, то ли от истощения, толи просто не захотел жить дальше. Он давно всех достал разговорами, что смерть будет его избавлением. Похороны прошли быстро. Пришел старший надсмотрщик. Резкими сильными ударами сбил замок рабский ошейник. Расклепал браслеты на руках. Помощник подал ему маленькую жаровню. Раскаленной железкой покойнику выжгли на лбу два больших скрещённых весла. Потом худое скрюченное тело отнесли на корму и без особых церемоний выбросили в море.
– Алекс, а зачем весла трупу выжгли?
– Чтобы и после смерти, все видели, что человек - раб с галер. Так что не надейся, что смерть это выход. Там, на верху, тоже будешь воду доской месить.
А через несколько дней, наконец, разгрузившись в порту, мы не отплыли сразу в море. Двое младших надсмотрщиков и капитан ушли в город за новым рабом. Вернулись они уже под вечер, почти к закату. Мы с Алексом, да и многие другие рабы оторопели и испуганно жались к своим скамьям. За веревку, привязанную к ошейнику, на борт галеры затащили привидение. Этого человека я не смог бы забыть до конца своих дней. А все по тому, что именно он убил надсмотрщика в порту. И все мы видели, как он умер под копьями охраны. А тут вот - живой. Только грязный, замызганный, еще более тощий. Весь в фиолетовых, едва подживших шрамах, мелкой сетью опутавших тело. Да руки замотаны окровавленными тряпками.