Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
– Отнеси и моё, ладно?- выпалила она. – А то у меня совсем времени нет, ношусь тут с этажа на этаж, а тебе по пути как раз.
– С чего ты взяла, что мне по пути? – сказал он, но было уже поздно.
– Спасибо!!! – крикнула девица, убегая в неизвестном направлении.
«Вот ведь, – думал Шукаку, покачиваясь под удвоившейся тяжестью своей ноши и теперь уже вообще ничего не видя. – Всучила и сбежала. Да ещё и лоб болит».
Впрочем, страдать ему пришлось не слишком долго.
Дверь была действительно большая, и её действительно нельзя было пропустить – слишком уж внушительно она выглядела. У неё было две створки
Внушительно, ничего не скажешь. Судя по расцветке, клан кицунэ, хоть у Шукаку и вылетело из головы его называние. Следовало догадаться: алое кимоно Хару, вертикальные зрачки её огненных глаз, да и ткань рубахи той девчонки отливали рыжим. Скорее всего, она тоже лиса и занималась здесь какой-то организационной работой.
Тануки толкнул дверь. Ничего не изменилось. Значит ли это, что она заперта или что она просто открывается в другую сторону, парень не знал. Вот только обе руки были заняты, и проверить было сложновато.
Вдруг Шукаку заметил, что дверь чуть приоткрыта. Кое-как зацепив её ногой и потянув за себя, он проскользнул в помещение и осторожно оглянулся. Направо – никого. Налево – тоже никого. Единственное, за что удалось зацепиться взгляду, была дикая захламленность.
Но, как бы там ни было, в комнате никого не было.
Тануки прошёл немного вглубь, осторожно обходя все препятствия и стараясь не выронить ничего из своего, так как он точно потом здесь ничего найти не сможет. Заглянув за письменный стол, Шукаку внезапно наткнулся на молодого парня лет семнадцати – исключительно на вид, разумеется – с длинными тёмно-рыжими волосами, часть которых всё же были короткими и смешно торчали в разные стороны на макушке и затылке. Лица его видно не было. Парень внаглую дрых прямо на полу, подложив согнутую в локте руку под голову и укрывшись то ли плащом, то ли какой-то накидкой, в расцветке которой тоже преобладал чёрный и красно-оранжевый, а узор, идущий по подолу, походил на тот, что тануки видел на двери с той стороны.
Честно говоря, Шукаку ожидал чего-то большего. Хотя чего конкретно, так и не понял. Поколебавшись с минуту, парень решил разбудить неизвестного, так как руки уже начинали потихоньку затекать.
– Эй, – осторожно позвал он.
Ноль внимания, и неудивительно – уж очень тихо.
– Парень, ты спишь? – спросил Шукаку чуть громче и лишь потом понял, какую глупость сморозил. Но, как ни странно, это подействовало.
– А! Что? Где? – парень резко сел и начал вертеть головой во все стороны. – Нет, я не сплю, я работаю!!!
Что бы он там ни выискивал, не найдя, успокоился парень быстро. И тут же посмотрел на Шукаку.
– Знаете, за месяц до этого я практически никуда не выходил. Фактически, мне приходилось сидеть в комнате – я был истощён. Так вот, чтобы я особо не скучал, мне многое рассказывали, чтобы быстрей освоился. Я мало тогда запомнил – не до того было. Но в числе всего прочего, мне сказали: «Глава лис один раз уже умирал. Это видно по его глазам». Я тогда не понял, но запомнил, потому что уж больно странно это звучало. Да, странно... – Шукаку вдруг сделался невероятно серьёзен. – Помнится, я представлял себе взрослого мужчину-воина, которому многое пришлось пережить. Но у этого образа не было глаз. То есть, не так прям чтобы не было, просто я
Тануки внезапно замолчал. Потом встал и резко открыл окно так, что рама с треском ударилась о внешнюю сторону стены.
Хьюга вздрогнула от неожиданности, словно очнувшись.
Стёкла не вылетели каким-то чудом, хотя, кажется, треснули. Впрочем, парень был спокоен: Гаара чувствовал это. На пол он уже спустился несколько минут назад.
Шукаку пересел на подоконник, занимая место своего бывшего джинчурики, и свесил одну ногу наружу. Хината коротко и как-то судорожно вздохнула ртом и, ослабив хватку рук, опёрлась на стену, устраиваясь поудобнее. У неё только сейчас, когда в раскрытое окно ворвалось тёплое солнце, высветившее витающую в воздухе пыль и принесшее с собой лесной запах, исчезло острое ощущение, что она здесь лишняя, и девочке стало легче.
Гаара не шевелился.
В комнату влетела маленькая невзрачная бабочка, чьи крылья желтоватого оттенка сливались с яркими полосами света. Две пары глаз: аквамариновые и цвета лунного камня, – проследили за тем, как она описала круг под потолком и вылетела вон, чуть было не задев крохотным крылом концы волос Шукаку. Его губы тронула улыбка, которая появляется за пару секунд до того, как её обладатель засмеётся, а потом вдруг продолжил свой рассказ.
Странное что-то было в его глазах, смотревших со скептическим любопытством, помимо жгучих искр и алого оттенка живого огня в карей радужке. Будто за яркой завесой тщательно спрятали серый камень с отколотыми кусками, чьи бока были покрыты сажей и плотной сеткой мелких чёрных трещин. Того глядишь развалится, но пока что ещё держится из последних сил.
Впрочем, Шукаку постарался выбросить это из головы: он вообще предпочитал не лезть в чужие души, а уж это было точно не его дело, хотя из-за этого тщательно выстроенный в голове образ растворился, как утренний туман под дневным зноем. Будто его и не было. Хотя мысль о том, что парень, сидевший перед ним скрестив ноги и поглядывающий на него из-под неровных тёмно-рыжих прядей, может быть главой грозного клана кицунэ, тануки отмёл тремя секундами позднее.
Ну не могло этого быть, не могло!
– Чего тебе? – наконец-то сказал он, часто моргая и, видимо, ещё не до конца проснувшись.
– А, точно! – опомнился Шукаку. – Вот это сказала сюда принести, – тануки на мгновение задумался, – госпожа Ёко.
– Хару что ль?
– Угу.
Шукаку передал ему одну из стопок.
– Ясно... Ты её тут, кстати, не видел? – спросил кицунэ, понизив голос, и воровато оглянулся.
– Да вроде нет, – небрежно, но тоже озираясь.
Тот облегчённо выдохнул.
– Это хорошо. Мало того, что я тут... кхм-кхм...
– Спишь.
– Сплю, – он кивнул. – И к тому же так фамильярно её называю.
Тануки подавился смехом.
– Не смешно, – парень взглянул на листы. – Хм, странно, не похоже на её почерк...
– А это не её почерк. Это мой почерк.
В глазах его собеседника появилось неприкрытое уважение.
– Действительно, стала бы она сама строчить? – спросил он в воздух, а потом обречённо сказал. – Страшная женщина.
– Я знаю.
– Так кто ж не знает!
Кицунэ обернулся к столу и, обнаружив, что места на нём нет, поставил стопку прямо на пол. Затем выпрямился и широко зевнул, показывая ещё не затупившиеся от времени подростковые клыки.