Хроники идиотов
Шрифт:
«Мне не хотелось бы приносить вред кому-либо »
«Придется» — буркнул голос – «Ты бы знал, кто уходил после меня. Никогда такой твари не видел. Вот уж кого бы с радостью укусил…»
«Не стоит»
«Как скажешь» — с явной неохотой отозвался голос, и добавил, внезапно оживляясь – «А еще можно бросать только половину! Со мной в теле ни один враг не сможет драться! Я не убью, я вопьюсь в мышцу, и он даже пошевелится, не сможет!»
«Вы говорили, что вы – это я»
«Точно»
«Именно поэтому вы – не орудие убийства? С помощью вас можно остановить, ранить, но не убить?»
«Убить можно» — немного задето отозвался собеседник – «Но трудно. Только ты ведь не станешь…»
«Скажите, вы уже выбрали себе имя?»
«Я же говорил, что его должен дать мне ты!»
«Простите. Но ведь это – имя для вас, вам с ним жить, и значит, оно должно вам нравиться.
«Ты действительно такой, или голову мне морочишь?»
«Я говорю правду. И не желаю решать за кого-либо, в том числе и за вас. Выберите себе имя, которое придется вам по вкусу, и я с удовольствием стану им вас называть »
«А ты знаешь, что ты – первый, кто предложил оружию сделать выбор самому?» — вопросом на вопрос ответил собеседник. И снова вздохнул.
«А ты не будешь смеяться?»
«Нет, что вы» — заверил собеседника телепат. Он не торопил и не настаивал. Только ждал, согревая стальной шар в ладонях.
«Я хочу зваться Ларк, Крылатое Небо»
«Приятно познакомится, Ларк Крылатое Небо»
====== Острый звездопад—а ======
Острый звездопад
– Да вот скажем, если я стукну
вас по колену вашим кубком, нога
у вас подскочит, а потом вы
ее отдернете. Условный рефлекс.
– А если я вас после этого велю арестовать?
– А это уже приобретенный рефлекс.
И в следующем поколении, возможно, не проявится, если его не закрепить в наследниках
(О. и В. Угрюмовы, «Некромерон»)
Ставка оборотней ИПЭ в Питере была не единственной в своем роде, но, все же, редко встречающейся. Елена Игоревна Орлова, оборотень-волк, знака Филодокс, провела в этой ставке едва ли не половину своей сознательной жизни. Не то, чтобы эти довольно скучные стены были для нее родными, но они были привычными и безопасными. И все прочие сотрудники настолько привыкли к ней, что воспринимали как часть этих стен — никто уже не мог вспомнить, как же Леночка попала к ним в ставку. Помнил об этом, наверное, только ее родной дядя Николай — но тот помалкивал, прекрасно понимая, что далеко не всякому хочется вспоминать загадочную смерть родных и мотания по стране в поиске своего угла. К Николаю Орлову, люпусу, Рагабашу по знаку, Леночка пришла совсем еще ребенком — постучала однажды в дверь, имея при себе только небольшую сумку с вещами. На вопросы связно ответить так и не смогла — сказала только, что родители «пропали» а она ничего не понимает в происходящем. Дядя остался ее единственным родственником. Николай жил холостяком, детей не имел, и свалившуюся на голову племянницу воспринял как нечто среднее между комом снега и даром небес (хотя кто сказал, что одно не может быть другим?). Николай много ездил по стране, и таскал за собой девочку — та выросла на удивление тихой, незаметной, никогда не требовала к себе много внимания. Уткнется в книжку где-нибудь в уголке — и не видно ее, и не слышно. Когда Елене стукнуло шестнадцать, она предстала перед советом стаи, который постановил: обратить. Так она и стала оборотнем-люпусом. В то время как ее сверстницы прыгали на дискотеках в коротких юбочках, Елена сидела в сибирской глуши, вместе с дядей Колей, которого туда призвали стайные дела. Может, от того она и получилась такая забитая.
В своей жизни лабораторный сотрудник Орлова боялась огромного количества самых разнообразных вещей. Высоты. Быстрой езды. Повредить руки во время работы. Того, что ее будут обсуждать у нее за спиной. Больших собак. Чужих людей. Сделать что-то не так. Ну, и еще много всякого разного... Одним из самых частых ее кошмаров было недовольство руководства. Елена всегда старалась держаться ниже воды тише травы, и не привлекать к себе внимания. В этом ей помогал ее родной дядя, Николай Филлипович. Он, собственно, и привел ее сюда, в эту ставку. Бывало, конечно, всякое. И комендант выговаривал пару раз (кошмар, вспоминать жутко...) и оперативники задевали. Комендант, кстати, все грозился, если не будет хорошо оформленных бумаг, написать прошение в центральный штаб. Там, дескать, живет страшный монстр, который за неправильно оформленные бумаги сразу убивает, предварительно на три часа обматерив. Поэтому Елена Орлова до смерти боялась ревизоров из штаба. Начиная с пресловутого монстра, которого, кстати, звали старшим лейтенантом ан Аффите. Его Орлова только слышала по телефону, да и, наверное, весь этаж его слышал, когда он выговаривал коменданту за
какие-то недочеты. Ну, «выговаривал», это мягко сказано... Старлей ан Аффите орал так, что закладывало уши. В самых последних выражениях он пояснил,
В воображении Елены старлей ан Аффите представлялся мрачным мужчиной огромного роста, с горящими дикой яростью глазами, который одним ударом мог бы, наверное, свернуть нарушителю шею — даже если этот нарушитель слон. И только потому этого не делает, что это «незаконно». Чтобы еще такое сказать о лаборантке Орловой, даже и в голову не приходит, кроме, разве что, ее явной склонности к изобретательской деятельности и совершеннейшего неумения за себя постоять. Поэтому когда внезапно в тот памятный вечер по ставке объявили тревогу, и все забегали, она даже не сразу сообразила, что делать. Стояла у своего стола, наблюдая, как суетятся ее коллеги, и отчаянно боялась. Потом по селектору пришли пояснения: дескать, ставка подверглась атаке оборотней-ягуаров, и они идут в бой весьма грамотно. Разумеется, лабораторным сотрудникам вовсе не предписывалось идти на передовую, но Елена все равно испугалась. А потом ей пришлось испугаться еще больше: к ней спустился дядя Коля, и торопливо рассказал, из-за чего весь сыр-бор. Оказывается, сегодня днем старлей ан Аффите прибыл к ним, но не с ужасной ревизией, которая снилась девушке в кошмарных снах. Хотя, возможно, ревизия и была бы лучше. Он приволок с собой шестерых обормотов, и заявил, что они — пострадавшие, привлеченные к делу. Предупредил, что могут возникнуть неприятности...
И они таки возникли. В виде атаки ягуаров, которых ведет Икуши Табао. Так что чтобы Елена не падала в обморок, если старлей заглянет к ней в подвал, собственно, на территорию лаборатории, за каким-нибудь препаратом.
Конечно, дядя хотел лишь успокоить, но вышло только хуже. Елена, ни жива ни мертва, стояла, как соляной столб, минуты две. А когда отмерла, первым делом спряталась под стол, чтобы уже оттуда созерцать развитие событий. Благодаря громкой связи можно было знать, что происходит на поле боя. Не понимая многих терминов, все же, ей удалось уяснить, что вроде как атака отбита, хоть и не бескровно. А потом случилось самое жуткое. К ней в подвал действительно спустились. Сначала дверь ухнула, как пушка. В дверном проеме показались совершенно незнакомые Елене личности, из которых оборотнем был только один. Или одна. На первый взгляд сложно определить. Впрочем, Ирэна Шаттенхайм на многих производила подобное впечатление. Остальные же были еще хуже. Эта развеселая орава ввалилась к ней, дабы осчастливить сообщением, что старлей ан Аффите велел им идти сюда и получить научную помощь. Потому что, дескать, родина в опасности, и вообще. Не успела она и рта открыть, чтобы хоть как-то отреагировать на такое заявление, как в коридоре послышались шаги. Шестым чувством чуя, что вот и смерть ее пришла, Орлова забилась под стол еще глубже. Как пить дать, это товарищ ревизор грядет с проверкой, или чем похуже... Вот сейчас он явится, и будет полный абзац...
Но вместо ужасного монстра, которого Орлова воображала себе под столом, на пороге нарисовалось хорошенькое созданьице полуметрового роста. С очаровательной мордашкой-сердечком, огромными светло-зелеными глазками и россыпью золотистых кудряшек. Эта лапочка, что правда, довольно мрачно взирала на окружающую действительность, после чего рявкнула хорошо знакомым голосом:
– Какого ***** в лаборатории ни одного сотрудника, способного обработать раны?.. ******,***************,*************!!!
И пристроился у нее на столе строчить рапорт.
Елена сочла за лучшее все же упасть в обморок. Хотя мера эта ей так и не помогла. Эфла ан Аффите прочно окопался в ее сердце, и, видит небо, не собирался оттуда выбираться. .
Вечером долгого и суматошного дня Ханаан, совершив вечернюю молитву, собирался посидеть и порыться в старых пленках. В них, сколько он помнил, никогда не было порядка, и их периодически приходилось перекапывать. Раскладывать, нумеровать, подписывать... Чтобы всего через месяц опять все перепутать. И вот, стоило ему взяться за это полезное и богоугодное дело, прозвучал звонок в дверь. Послушник не удивился. Существовал один единственный вариант того, кто это может явиться к нему посреди ночи. Нет, на самом деле, больше, конечно, однако срочный выезд отряда ОКР, или затопленных соседей он отбрасывал сразу же.