Хроники идиотов

Chiba Mamoru

– Как вы это добыли? – осведомился он у своих. Керзон, немолодой вояка, пожал плечами и просто ответил:

– Выпало у оборотня, когда он рвал когти.

– Потрясающе – хмыкнул некромант, и вернулся к изучению новой, еще пахнущей типографским клеем, бордовой корочке. Все так же улыбаясь, перевел написанное для не русских товарищей:

– Генерал СБУ Джежоли Гиляр Вальтерович. Запомните этого оборотня, господа. Он, полагаю, еще не раз перебежит нам дорогу, чтоб ему вампира целовать, шибко зубастому…

Выражение лица Инессы недвусмысленно говорило, что она с этим «шибко

зубастым» сделает, когда встретится снова. И он позавидует своим павшим неудачникам!..

– Что ты с ними сделал?

– Не сбивай дыхание. Потом поболтаем.

Воронов послушно замолчал. На самом деле ему хотелось разговаривать – хоть удар прикладом карабина в живот и отбивает такое желание надолго. Джежоли тоже не донимал его беседами – после телепортаци так и не спустил с рук, нес по коридору в медчасть, очевидно, рассчитывая на оказание там соответствующей помощи. Ему в этот раз досталось не так уж и много: два десятка синяков и царапина на шее от веревки. Хирургу открывался на нее отличный вид, его голова как раз лежала на плече оборотня. И он размышлял, как бы поточнее задать вопрос, пока Джежоли не пришел в свое обычное «зефирковое» состояние.

– Тебе не больно? – тихо осведомился врач, касаясь глубокой царапины губами

– Мелочь. Ты важнее. А мне не привыкать.

– Тебя что, уже когда-то вешали?! – Воронов вспомнил веселый смех осужденного, уже стоящего на бревнышке, и его дурацкий вопрос про веревку, которую оборотень хотел забрать, «когда все кончится». И таки, кстати, забрал – на себе, до сих пор вон петля на шее…

– Джежоли?

– Да. Раз шесть, или семь. – Он хмыкнул, видимо, что-то вспомнив – И в армии, и в плену, и сектанты. Я уже привык.

– А веревка тебе зачем?..

– А я их собираю.

– Веревки?!

– Ну да. Хочешь, покажу коллекцию?

– Нет, спасибо. Воздержусь. – Сергей отвернулся. Шесть или семь веревок… А эта будет восьмой. Мрак.

Его медсестра Лаэллин, уж на что вредина, но и та, увидев, в каком состоянии доставлен шеф, засуетилась. Даже воздержалась от обычных ехидных комментариев. Приготовила палату, осмотрела, и с облегчением доложила, что ничего страшного не произошло. Не отбито ничего важного, через два-три часа Сергей Александрович придет в норму, с чем она всех и поздравляет. Особенно некоторых, которые опять забыли, что грызть зефир в операционной запрещено…

«Некоторые» поглядели на нее с недоумением, протянули виновато «я забы-ы-ыл…» и быстро спрятали компрометирующий продукт. Под кровать. Медсестра вздохнула. Ну а чего она, собственно, ожидала…

А еще эти «некоторые» долго рассматривали то, чем был связан врач, вслух рассуждая, где бы он мог прежде такое видеть, и что оно ему очень знакомо. Наконец, лицо его просветлело, и генерал объявил, что сие есть улика, которую требуется сдать на экспертизу. Воронов не стал ничего по этому поводу комментировать. Его вполне устраивал ход событий. Потому как интуиция подсказывала, что когда Лаэллин уйдет, даже статус «раненого героя» не спасет его уши (и все прочее). Пускай уж лучше Джежоли волочет в лабораторию зеленый в арбузики галстук. Чем бы дите не тешилось — абы

своих не завело…

«Дите», не удосуживаясь сменить пыльную и местами окровавленную униформу, явилось в свой кабинет с висельной петлей на шее (про которую просто забыл), чем несказанно «обрадовал» обоих своих секретарей. Беата без разговоров повисла на шее (в дополнение, надо понимать, к петле), а более сдержанный Святик удостоверился, что непутевое начальство вернулось целым и невредимым. Короче говоря, время для составления отчета было безвозвратно утеряно, и группа 414-ых, отправляемая на задание, напрямую связанное с Новой Волной, его уже не увидела…

Вэлэру Нао было отлично знакомо такое слово, как «подвох». С ним он был в ладах с самого, почитай, детства. Впрочем, в определенных, разумеется, рамках. Сколько он себя помнил, всегда получал то, чего хотел – так, или иначе. И не зря говорил это тем, с кем сводила его судьба. Если Вэлэр говорил себе «хочу» — значит, оно будет принадлежать ему, и никаких «но» он не потерпит.

За последние три дня ничего в этом постулате не изменилось. Он по-прежнему здесь хозяин, и по-прежнему его слово закон, и вообще, все, на первый взгляд, происходит привычным образом. Только вот пресловутый подвох все не давал Вэлэру покоя.

Он был человеком властным, и не терпел, когда ему оказывали сопротивление. Хотя, до определенных пределов, оно забавляло. Но сейчас, как ни старался, он сопротивления не обнаруживал. Пленник не кричал, не требовал, не угрожал, не пытался отстаивать свободу силой или бежать. Он просил – вежливо, как и полагается воспитанным людям. И Вэлэр не мог ему отказать. И кто тут, спрашивается, хозяин?!

Он молил Аматерасу (которая, он подозревал, уже вся издергана его молитвами и обращениями) чтобы «призрак» не попросил его просто отпустить. У оборотня не было уверенности, что он адекватно воспримет эту ересь. Так что лучше не надо.

Как он и подозревал, окружающая его жилище территория оценилась гостем высоко. В горах было головокружительно красиво. Клэр, позабыв обо всем, широко распахнутыми глазами глядела с обрыва вниз, на затянутое дымкой озеро. Тонкие и очень старые сосны уходили в серые небеса, а поросшие мхом валуны напоминали затаившихся горгулий.

Гость так и не предпринял попытки к бегству – впрочем, Нао и не сомневался в его благоразумии. Ну куда, скажите на милость, он пойдет? В такой местности, в нескольких сотнях километров от ближайшего жилья?

Одним словом, с этим надо было что-то срочно делать. И побыстрее. Пока он самолично не отвел «призрака» к телепорту, да еще и счастливого пути не пожелал… Ну, нет. Такого он допустить никак не может. Не имеет права.

Решено. Он отдаст приказ, чтобы синто приготовили назавтра, прямо с утра. Хватит с него этих издевательств!..

Осталась сущая мелочь – уговорить «призрака» все же одеть белое кимоно…

– Белобрысый… — Лис подергал напарника за рукав, не отрывая взгляда от географического атласа. Он читал его все время, что они были в воздухе, одной рукой придерживая книгу, второй – сжимая худую твердую ладонь убийцы.