Хроники идиотов
Шрифт:
Тем не мене, это реальный шанс! Если Дану нашли агенты Института, то она может быть еще жива!..
Решение пришло мгновенно, вспышкой. Что у нее повреждено? То, от чего она умирает. Нет раны – нет проблемы.
Темный маг, более усилием воли, чем мышц, заставил себя сесть. Он был один в темной палате, и это было отлично. Света от луны, падавшего из окна, хватало с избытком. Он огляделся, но, разумеется, не нашел ничего из того, что ему было нужно. Только свечу, и ту обычную, стеариновую. Не подходит. Ладно, к Лису…
Фальче осторожно спустил
Разумеется, писать и рисовать нечем. Это как раз не проблема. Некромант одним резким движением прокусил кожу на руке до крови, и торопливо, стараясь быть аккуратным, нанес нужный рисунок. Круг получился почти ровным – видимо, он таки набил руку за последние дни. Ему безумно не хотелось этого делать, и он понимал, к каким последствиям это приведет, если сработает. Однако между жизнью дорогого ему человека и тонной неприятностей на свою голову, он выбрал первое. А что до неприятностей, так они всегда его сопровождали.
Когда дело было закончено, Фальче положил ладони на результат своей работы, немного смазывая кровь. Закрыл глаза, вливая силу. Та обрадовалась, что в клетке появилась щель, и устремилась туда очень охотно. Это было трудно – как наливать воду в маленькую чашку из огромной бочки через небольшую горловину. Бочка норовила выскользнуть и разлить все свое содержимое. Только фиг ей.
«Есть» – устало подумал Фальче, когда свет круга погас. Есть. Он это сделал. Все, что еще мог.
Он обессилено добрался до койки, и вытер следы на полу простыней – честное слово, ее внешнему виду это не повредило совершенно. Разумеется, все равно видно, но хоть не поймут, что это и зачем. Пусть думают, что хотят – скорее всего, решат, что у него случился рецидив.
Едва коснувшись головой подушки, он отключился. Силы покинули ведьмака окончательно.
Атрей пришел в себя от равномерного гула, звучащего в ушах. Мотор самолета, определил он, и прислушался тщательнее. Он не собирался подавать признаков того, что пришел в сознание. Но прошло десять минут, а за ними пятнадцать, однако ничего не происходило. Атрей умел ждать, но никогда не любил ждать напрасно. Он осторожно, сквозь ресницы, поглядел перед собой.
Лежать довелось на полу, рядом – ни одного предмета, что мог бы послужить ему. Разумеется, связан, как же иначе. Людей нет.
Наемник перекатился на другой бок, и, изловчившись, сел. Салон у самолета был небольшой – скорее всего, это частный двухмоторный «малыш» из тех, какими любят забавляться богатые люди. Что ж, вполне ожидаемо – Филипп Меергольд вполне мог отнести себя к богатым людям.
Стоило только подумать о нем, как тот появился – хлопнула дверь, и Атрей понял, что прятаться бесполезно
– Какая же ты живучая тварь!.. – поделился с ним своими соображениями Филипп, с некоторым даже восхищением – А я-то
Он приблизился. Наемник не делал попыток от него отстраниться: сейчас не он хозяин положения, его в любом случае достанут. Следует побольше слушать и поменьше говорить. Если его будут пытать – где-то через пару-тройку часов можно будет «сломаться» и «покаяться». Он так уже много раз делал. Обычно, это отбивало излишнюю бдительность. Последний раз, когда так случилось, его оставили в камере без сознания после пыток, и он задушил охрану и сбежал. Прокатило один раз – и во второй раз прокатит. Только демонстрировать больше страха и покорности в глазах. Не сразу, конечно – нужно дать противнику возможность проявить силу, получить удовольствие, ломая наемника, потом легче будет его убить.
Меергольд вполне оправдал опасения сектанта – приблизившись достаточно близко, он коротко, без замаха, пнул его в бок, свалив на пол. Не успел тот перевести дыхание – как получил еще один удар, по лицу. Из разбитых губ и носа потекла горячая соленая струйка. Хорошо, что Каюи уже научил его «закрываться» – вот, что думал наемник, лежа без движения и ожидая закономерного продолжения от Филиппа. Не хотелось бы, чтобы хаку ощутил все это на себе.
Филипп какое-то время с удовольствием созерцал открывшуюся картину, а потом присел на корточки.
– Мы не убийцы, Сатодзи. Знаю, что это не настоящее твое имя, но помню тебя именно под ним. Мы не убийцы, я и еще четверо. Мы судьи. Мы будем судить тебя, вынесем приговор, и приведем его в исполнение. Ты убил одного из нас, и за это поплатишься своей жизнью. Уговаривать бессмысленно, никакой жалости проявлено не будет.
«Тогда зачем же ты сейчас говоришь мне это?» – подумал наемник, удерживая на лице прежнее загнанное выражение, и стараясь, по возможности, выдавить пару слез. Это для него никогда не было проблемой, но сейчас, с разбитым носом, стало ее представлять.
«Если бы это было бесполезно, то и говорить бы не стал. Нет, ты ждешь, когда я начну. И я начну, но не сейчас, а позже, после первого захода. Хотя, если речь идет о суде, скорее всего, пыток не будет. Разве что побои. Значит, после того, как очнусь в следующий раз»
А потом пришло на ум воспоминание – о чем он думал, когда встретил Филиппа. О том, кто же сдал. Это мог быть только кто-то, с кем он контактировал в последнее время. Иначе как бы его подстерегли? Надо припомнить всех, и, пока есть время, попытаться вычислить «крысу»…
Именно в этот момент Атрей внезапно понял, как отчетливо его жизнь поделилась пополам, на «до» и «после». «До» – это его жизнь одиночки, когда он, не задумываясь, списал бы произошедшее на Бэла и Лаари. Они последние, с кем он виделся и делился планами. И с помощью их показаний можно было находить его элементарно. Тем не менее, его первой мыслью они не являлись – он думал о поисках вне своего ашуррана, даже не рассматривая этих двоих как возможный источник утечки. «До» и «после» перевернули его мир. Начисто.