Хроники Обетованного. Клинки и крылья

Пушкарева Юлия Евгеньевна

ГЛАВА VIII

Дорелия. Лагерь Альсунга на равнине Ра ' илг - земли лорда Толмэ

Весна входила в силу, наливалась соками - так бледная девочка-подросток расцветает, становясь женщиной к четырнадцатой-пятнадцатой весне. Дорвиг остро чувствовал её повсюду, словно опять был молод. Мягкий воздух пьянил с каждым вздохом, как лезвие, вонзаемое в тело врага, или объятья желанной женщины. Тугие почки на деревьях лопались; под ногами хлюпала рыхлая жижа из грязи и снега вперемешку. В землях, не затронутых войной, дорелийские крестьяне собирались выходить на поля. Воины Альсунга изнывали

от непривычной жары, а здешнее солнце казалось им слишком ярким. Всё чаще Дорвиг думал о Ледяном Чертоге, о разбросанных вокруг него озёрах, вода в которых прозрачнее слезы. Большую часть года, правда, вода эта скована льдом, и сейчас на нём ещё не появились первые трещины. Тогда как здесь каждая речка рвётся поскорее оттаять, будто бы может не успеть. Даже реки у дорелийцев торопливые и любят пошуметь без толку...

Весна всегда нравилась Дорвигу. В Альсунге она была короткой, почти незаметной, и приходила, чтобы сорваться в сухое, ветреное, совсем уж мгновенное лето. Боги дарили её ненадолго, но требовали благодарности. Дождавшись капели, Дорвиг всякий год зарезал петуха или козлёнка в честь повелителей весны и солнца. Давным-давно отец - тоже дружинник двура - показал ему, как и зачем это делается, и с тех пор Дорвиг, неподдельно волнуясь, оберегая каждую каплю, собирал в чашу жертвенную кровь.

Ему доводилось, конечно, встречать весну и в походах, вдали от Чертога. Но и это не было разочарованием: тёплые, полные вкусной еды и дорогих товаров острова Минши прельщали его не меньше, чем гористый север Ти'арга, его замки и богатые городки. Разве что в Феорне он скучал - ни разу не встретил там хоть одного достойного соперника для боя, всё трусы или хилые маменькины сынки... Весной Дорвиг был свободен ещё больше обычного. Он бился самозабвенно что на суше, что в море; любой ведь знает, что холод отбирает силы, а тепло придаёт. Сколько славных побед они одержали бок о бок с Хордаго в такую вот точно погоду!..

Однако эта весна, первая весна Великой войны, совсем не радовала Дорвига. Она причиняла такую боль, что становилось всё сложнее выдерживать.

Дорвиг ничего не понял, когда открыл глаза в своём шатре после битвы на равнине Ра'илг - потому что вокруг была чернота. Опускал он или поднимал веки - ничего не появлялось, кроме сплошной, непроницаемой тьмы.

– Я ослеп?
– спросил Дорвиг у кого-то, чьё присутствие поблизости чувствовал.

– Да, - ему ответили по-альсунгски, но очень неуверенно. По голосу Дорвиг узнал Велдакира (ох уж эти чужеземные имена, язык сломать можно...), пленного лекаря-ти'аргца. Лекарем он был хорошим, ценился в самой Академии - вот Хелт и решила отправить его в Дорелию с армией Дорвига, для главного, "таранного" своего удара по королевствам Обетованного...

Хелт.

Мысль о ней кипятком ошпарила Дорвига. Это по её приказу он оказался там - опутанный, как и все, тёмным колдовством. Теперь ему казалось, что на кольчуге и коже до сих пор остаются его чёрные, липкие следы.

Обрывки воспоминаний возвращались к Дорвигу - одноглазые чёрные крысы, вал вокруг Заповедного леса, окровавленный снег... Потом - призраки-оборотни и женщина-рысь, зажёгшая ему кровь в жилах... Позорное бегство отряда из Феорна - Дорвиг сам верхом на Счастливом потоптал одно из жёлтых знамён. Глупо было полагаться на таких союзников, даже для Абиальда Дорелийского, которого Хордаго всегда считал дураком и неженкой - а уж Хордаго разбирался в людях как никто.

Дорвиг тогда пошарил рукой по меховой подстилке рядом с собой, еле нащупал конец одеяла. Увалень Велдакир бросился ему помогать; Дорвиг попытался брезгливо отшвырнуть его, но только схватил воздух. К горлу подкатил горький ком - хотя он, кажется, вообще никогда не плакал. Ну, разве что... Да, было пару раз. На похоронах отца, к примеру, когда ему было восемь. Но, в любом случае, он уже позабыл, как это делается.

О боги, за что?! Самое

худшее, что может случиться с воином, - в сто, в тысячу раз хуже смерти... Дорвиг получил в боях две дюжины серьёзных ран; несерьёзные не считал. Смерти он не боялся. Немного даже ждал её, пожалуй, особенно после первых седых волос - и после смерти двура Хордаго. Не боялся любой боли, любых травм. Он всегда знал, что бьётся храбро и потому заслуживает милости богов.

А теперь они оставили его.

– Выпей, господин полководец. Это подкрепит твои силы, - лекарь поднёс ему какое-то питьё; Дорвиг сделал глоток - густое, как каша, травяное лекарство. Он сморщился и выплюнул эту гадость. Ему что теперь, и лечиться придётся, точно немощному старику?!

– Зрение...
– он перевёл дыхание, прежде чем спросить.
– Нельзя вернуть?

– Нет, - Велдакир вздохнул - кажется, даже искренне. А почему бы, собственно, нет: его здесь, в войске, хорошо кормят, уважают, обращаются не как с рабами в Альсунге. Может, действительно привык... Дорвиг поймал себя на том, что старается думать о чём угодно, кроме тьмы перед глазами, кроме того, что не может уследить за передвижениями лекаря по шатру. Вообще не в его обычае было бежать от правды, какой бы страшной она ни оказалась. Мужчина должен оставаться мужчиной.
– В тебя попало заклятие волшебницы с вала, которую притащил с собой лорд Толмэ. С ними было три Отражения, и вот одна из них...

– Да, помню, - Дорвиг скрипнул зубами; заросшие скулы свело от ненависти. Он помнил очень хорошо - три фигурки в балахонах на валу, натянутая ими защитная колдовская пелена, которую магия Хелт с лёгкостью прорвала... Возможно, там и вправду была женщина. Возможно, стена зеленоватого пламени, боль от которой свалила его со Счастливого, - именно её рук дело. Её, а не того лопоухого заморыша, чья молния испепелила призрачную полурысь.

Отражения... Проклятые создания с одинаковыми серебристыми глазами, с перевёрнутыми именами и без малейших следов чести. Дорвиг всю жизнь ненавидел их - как оказалось, нельзя.

Но всё же какой ужас, какое горе, о боги... Поражение не просто от колдуна - от женщины. От бабы, которой по всем порядкам и законам полагается сидеть за прялкой, а не лезть в битвы.

Ладонь тяготила непривычная пустота. Дорвиг с опаской пошевелил пальцами - хоть они-то все на месте?.. Он уже ни в чём не был уверен. Наверное, и лицо его изуродовано тем пламенем - а впрочем, это ерунда.

– Фортугаст, - с трудом выговорил он. Лекарь, видимо, не понял, и Дорвиг раздражённо повторил: - Фортугаст, меч короля Хордаго. Он был со мной в битве. Он цел?

– Не знаю, господин полководец...
– пугливо пробормотал ти'аргец. Ему вряд ли когда-нибудь доводилось так долго беседовать с кем-то из альсунгского командования, и теперь он тихо паниковал.
– Могу позвать кого-нибудь из сотников, если нужно. Вас принесли сюда без меча.

Дорвиг снова закрыл глаза: какая теперь разница, открыты ли они?.. Внутри у него - такой же ужас, такой же несмываемый позор, как снаружи.

Если Велдакиру вздумается прямо сейчас прикончить его одним из своих ножей, он ведь сделает это запросто. Никогда Дорвиг не был так беспомощен. Отвратительно.

"Чем же я подвёл вас, боги?
– взмолился он мысленно. Жаль, что рядом идиот-ти'аргец: ему хотелось остаться одному и побеседовать с богами, как подобает.
– Чем заслужил такое?.. Почему вы не отобрали у меня жизнь - и неужели это тоже считают жизнью?"

– Чем кончилась битва?
– раз они в своём лагере - видимо, всё обошлось, но о какой победе может идти речь, если по ним так проехались всего лишь трое Отражений?..
– Мы разгромили дорелийцев?

– Н-не совсем, господин полководец, - помявшись, сказал Велдакир.
– Феорнские люди бежали, а дорелийцев осталось... как это по-вашему... очень мало. Они укрылись в лесу.