Хроники особого отдела
Шрифт:
– Так что они спрашивали тебя про синхронизацию? – пророкотал он. Я растерялась, а он ухмыльнулся. – Поцелуи – предоплата за информацию.
Он и глазом не успел моргнуть, как я его вышибла из номера. Я опять одела тунику и заплакала. Я опять хотела этих огненных поцелуев. Спустя полчаса в номер осторожно зашли Боб и Гусёна.
– Вот как! – взвыла Гусёна и выскочила за дверь.
– Что он с тобой сделал? – Боб сел напротив меня.
– Спросил, что интересовало похитителей.
Боб покачал головой.
– Бедолага! Гусёна его
– Боб, не пойду я никуда. Ты поищи, как это зеркала могут быть часами.
Я содрала с себя наряды, натянула пижаму и завалилась спать. Сил не было. Проснулась от того, что в щель форточки, которую ребята забыли закрыть невероятно дуло. Ребята спали, обнявшись, и по необъяснимой причине холодный поток воздуха на них не попадал, а каким-то образом локализовался только на мне. Я подошла к окну, чтобы закрыть форточку и замерла. Внизу кто-то, что-то закапывал в снег. Надо бы узнать кто это там?
Я натянула на голову меховую шапку Гусёны, чтобы защитить голову, натянула свитер, треники Гусёны, достала из сумки индивидуальное оружие – лак для волос, это кого хочет ослепит, посмотрела на ребят и… решила, что справлюсь. Взяла в руки сапоги и тихонько вышла в коридор. Далеко я не ушла, у двери номера на полу сидел Конрад, опершись на стену и спал. Я на цыпочках перешагнула через его ноги и чуть не закричала, когда он цапнул меня за ногу.
– Ну и что ты увидела?
– Там, во дворе кто-то что-то закапывает.
– У тебя вообще мозгов нет? Думаешь, шапка поможет? – он осмотрел меня и вздохнул. – Ну что мне с тобой сделать, чтобы ты не моталась одна?
Видимо мне что-то повредили, когда стучали по голове, потму чтоя неожиданно для самой себя ляпнула:
– Сделай мне ребёнка! – сказала и обмерла.
Эх! Надо было видеть его лицо. Он шлёпал губами и молчал, потом нахмурился, поэтому я заторопилась.
– Слушай, ты не обязан на мне жениться. Но ты мне так нравишься, что сердце стынет. Я понимаю, что не нравлюсь тебе, но пусть хоть ребёнок будет у меня твой. Я никогда никому не скажу, что он твой. Только хочу предупредить, что о том, как делают детей, я знаю только из литературы и фильмов, поэтому у тебя со мной могут возникнуть трудности.
– Э-э… – выдавил он.
– Я буду беременная и буду беречь дитя. Прикинь, сколько выгод для тебя: я никуда не полезу, никому не буду мешать. Да, не волнуйся! Мне деньги не нужны. Мне нужен твой ребёнок. Ну что, я виновата, что мне кроме тебя никто никогда не нравился?
– Э-э… – он вцепился в свои волосы, потом протянул ко мне руки, но отдёрнул их.
Конечно, надо было остановиться, но меня уже несла лавина эмоций, и поэтому трясяст от внутреннего озноба я смело продолжила:
– Ладно, меня ты можешь и не трахать, но давай по приезду в Самару, ты сдашь сперму? Я пойду на искусственное оплодотворение. И у меня будет твоё повторение, твоё дитя.
– Э-э…
Похоже, он начал обдумывать моё предложение, потому что на висках у него выступил пот.
– Слушай, мне девчонки говорили, что мужики неразборчивы в сексе, но неужели я так тебе противна?
Он, покраснев, прохрипел:
– Издеваешься?
У меня выступили слёзы от досады.
– Нет!
Он вскочил и затащил меня в душевую. Закрыл её, я сжалась. Ну, всё, сейчас мораль будет читать, в духе Евгения Онегина. Он наклонился ко мне.
– Да я с первого взгляда захотел трахнуть тебя?
– Меня?! – я от этих слов испытала то, что ощущают падающие в пропасть: восторг (полёт же) и неверие в происходящее.
– Да! Я весь твой. Весь!
Мне стало абсолютно наплевать кто там и что закапывал, Ну ведь не испариться же до утра, а он содрал с меня одежду и включил душ. А потом я плохо соображала. Меня мяли, гладили, целовали. Он что-то говорил, я выполняла, и мир взрывался наслаждением острым, как боль. Я не могла это выдерживать и кричала от невыносимого блаженства, а он поцелуями закрывал мне рот, а потом опять, что-то такое делал со мной, что я то деревенела, то билась в судорогах наслаждения. Этот мужчина играл на моем теле, как на скрипке и оно отвечало аккордами воплей переживаемого катарсиса. Наконец, он, отдуваясь, прижал меня к стенке и прошептал:
– Кошка, хочу повторить это лёжа на простынях, – выскочил из душа, и я услышала, как он кому-то звонит. Он выключил душ и прижал меня к себе. Наконец, тот, кому он звонил, ответил, потому что Конрад рыкнул. – Боб, я с женой в вашей душевой, нам нужны халаты. Как-то так.
От такого простого слова «жена» я потеряла сознание. Очнулась я на его руках от его поцелуев-укусов.
– Ой!
– Именно, ой! Я не понимаю, женщина, чем ты недовольна? Я старался, как мог. Ну, перестарался, и будет не один сын, а два и дочка в придачу.
Я посмотрела ему в глаза, не врёт ли он. Однако Конрад был абсолютно серьёзен. Хм… Я – чокнутая! Вместо того, чтобы сказать ему что он обалдел, типа по трёх запузыривает, я пролепетала:
– Господи! Как хорошо!
Конрад принёс меня в номер и уложил на кровать. Снял с нас халаты, прижался горячим телом и стал шептать, каким способом он меня будет любить, как только ребята заснут, а я целовала его. В отличие от него я говорить не могла, но мне опять до дрожи хотелось это пережить ещё раз. Он просипел:
– Всё! Сделаем иначе, – он сунул меня носом в подушку. – Я триста лет тебя ждал. У меня больше нет сил ждать ещё.
Его обжигающие руки начали странствовать по моему телу, а я скулить в подушку, а потом выпала из реальности. Он лежал у меня на спине и урчал, я вывернулась и шёпотом спросила:
– Ты мне сейчас четвёртого ребёнка делаешь, или шестого?
– Кошка моя, ты готова на четверых? – его руки опять начали мять моё тело.
Задыхаясь, от восторга я призналась:
– Я согласна на всё, что ты сделаешь. А можно мне тебя потрогать?