Хроники особого отдела
Шрифт:
Тут солнечный заяц ловко перепрыгнул с золоченого наборного оклада иконы на вытянутое от возмущения лицо Непершина и женщина засмеялась.
— Вон и Заступница Небесная домой вас шлёт. Пойдёмте уже. Светлой Вере послужили, а теперь сказки Якова Брюса почитаем...
— П-почему Брюса? — спросил настоятель.
— Так ведь в Брюсовом переулке вы. Тут и усадьба его недалеко.
— Вот же бесовская девка, — сообщил, наконец отмерев от наглости и неожиданности, Непершин. — Не матушка она мне! Работаем мы вместе над ...ээээ… историей страны.
И сверкнув чёрным омутом
***
Ровно через девять лет с момента окончания Великой войны самый известный классик фотографии Анри Картье-Брессон прилетел в Москву. Его фотоальбом, показавший миру улыбающихся и счастливых людей Страны Советов, поразил Европу.
Первого августа в Москве открыли восстановленную сельскохозяйственную выставку (ВДНХ).
Человеком года был объявлен Джон Даллес Фостер, архитектор договора по Юго-Восточной Азии, и Госдеп США официально объявил о помощи Южному Вьетнаму с 1 января 1955 года. В мире начинали новую войну...
Группа Особого Отдела была направлена в район Большого Кавказа с целью выяснения «геологической напряженности».
Гражданка США Энн Элизабет Ходжес была тяжело ранена осколком метеорита Силакога. Это был первый в мире официально задокументированный случай ранения внеземным обьектом...
—————
***
М.Ю. Лермонтов посвятил именно этой иконе стихотворение "Молитва странника" (1837 г.):
Молитва
Я, матерь божия, ныне с молитвою
Пред твоим образом, ярким сиянием,
Не о спасении, не перед битвою,
Не с благодарностью иль покаянием,
Не за свою молю душу пустынную,
За душу странника в мире безродного;
Но я вручить хочу деву невинную
Теплой заступнице мира холодного.
Окружи счастием душу достойную;
Дай ей сопутников, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир упования.
Срок ли приблизится часу прощальному
В утро ли шумное, в ночь ли безгласную -
Ты восприять пошли к ложу печальному
Лучшего ангела душу прекрасную.
Глава 33
Глава 3. Дела сложные. Дела семейные
Часть 4
Игоря Константиновича не предупредили. Только когда дверь небольшого сарайчика, (который лётчики гордо именовали командно-диспетчерским пунктом), практически слетела с петель, и красный от возбуждения полковник Габитов, топая кирзовыми серыми от аэродромной пыли сапогами, прокричал: «Почему не готовы?», его, (после непродолжительной перепалки), наконец, ввели в курс дела.
– Абдулла Гисматуллович, – миролюбиво протягивая стакан горячего чаю, начал начальник аэропорта. – Поле свободное. Небо, вон, ни облачка! Посадим как детушек.
– Ты, мне, смотри, Рябоволов, как бы ты у меня не сел. Группа к нам. Мне по ЧС пришло. По поручению ЦК. Никому не подчиняются. Всем обеспечить приказано. Лично сопровождать. Все дела бросить! – став сине-багровым от возложенного на него груза ответственности, сделал большой глоток
Горячий чай обжёг глотку. Кашляя и матерясь, особист выскочил на улицу. Устыжённый своим непониманием текущего момента, аэродромный персонал заторопился следом. Небо по-прежнему блистало голубизной и солнышком, ветер тоже не торопился срываться в шквал, так что прогноз Игоря Константиновича подтвердился на все сто процентов.
Минут через десять двухмоторный самолёт плавно взмахнул крылом и аккуратно приземлился на знойную августовскую землю Кабардинской Автономной Советской Социалистической Республики, спёкшейся коркой напоминавшую асфальтовое поле Московского аэродрома «Внуково».
Поставили трап, и из открывшейся двери высунулась любопытная чёрная морда огромной собаки.
– Надо же, волк! – поразился стоящий сзади Рябоволов.
– Поговори мне! – оскалился полковник и, вытянув руку вперёд, пошел здороваться.
***
Солнце ещё висело белой горелкой, когда колонна из трёх студебеккеров, скрипя скользкой от возраста резиной о красноватое полотно дороги, натужно поднялась в горы. Сидящий рядом с полковником молодой мужчина в синих потёртых плотных штанах и серой льняной рубахе всю дорогу крутил головой, с интересом оглядывая окрестности.
Габитов не сразу смог вычленить руководителя группы из толпы. Он ожидал прибытия отряда – и боевого командира. А увидел... дородного бородача, (невероятно похожего на попа), двух женщин, (неприлично одетых в трикотажные штаны и футболки), мужика в дерюжных брюках и двух, явно военных, (более-менее похожих на офицеров). Причём, представляться никто из гостей не спешил, ввергая представителя безопасности в тяжкие сомнения… Выбрав высокого и широкоплечего товарища, полковник сделал глубокий вдох, кашлянул и представился:
– Председатель Комитета Государственной Безопасности полковник Габитов!
Затем Абдулла Гисматуллович оглянулся на стоящих сзади подчинённых и продолжил:
– Сопровождающие меня...
Его грубо перебили сообщением:
– Ян Геннадьевич, полынью пахнет...
Встречающие растерялись. За годы их службы, приезжих в этих краях перебывало немало, и все начинали примерно одинаково: взаимные представления, а потом, всё как всегда: требования, угрозы или распоряжения – в зависимости от званий и задач новоприбывших. Но ещё ни один командированный не начинал с претензий к запахам полыни!
Из самолета, между тем, начали быстро выгружать ящики и мешки. Собака бодро помочилась на шасси и начала носиться по полю, разминая лапы. Спустившиеся по трапу дамочки протянули ему руки и поинтересовались, где им приобрести фруктов в дорогу. Бородатый... перекрестился. Последним спустился и их, мягко говоря, странный начальник.
И полковнику Габитову стало не по себе.
В его жизнь вошло непривычное… а всё непривычное – опасно…
***
Внизу осталась ослепительная зелень, прячущаяся от зноя в красноватых отблесках скал. Пустынная дорога сделала поворот, и машины, поднявшись ещё на один десяток метров, стали притормаживать, чтобы въехать на единственную улицу высокогорного аула.