Хроники особого отдела
Шрифт:
Кавалькада остановилась у глинобитного дома, на котором горделиво висела синяя, блестящая новым лаком вывеска: «Поселковый сельсовет».
– Наконец-то, – буркнул извертевшийся за полтора часа пути руководитель отряда и торопливо распахнул дверь.
Улица была пустынна. На дверях служебного помещения висел амбарный замок.
Люди перепрыгнули через борт и подошли к ожидающему их руководству.
– Пожалел, что не с вами сел, – сообщил начальник. – Столько всего хотел рассказать, пока ехали. Итак, мы в Баксанском районе. Аул называется «село Заюково», «Зэикъуэ» в переводе с кабардинского обозначает – «Кизиловая долина»,
Полковник подобрался и отрапортовал:
– Так точно!
– А зачем?
Следующий вопрос сбил настрой, и Абдулла Гисматуллович замялся, но вовремя спохватился и дал чёткий ответ: «Так решила партия!»
***
Вопрос выселения балкарцев был решён в 1944 году. 8 марта, при поддержке более 20 тысяч войск НКВД, людей партиями начали доставлять на железнодорожную станцию «Нальчик» к вагонам для перевозки скота. Направляли в Казахстан и Среднюю Азию. В 14 товарняков за сутки погрузили 37 713 балкарцев, из которых только 18% были трудоспособными мужчинами. Без еды, одежды и воды – везли стариков, женщин и детей. Их мужья в это время защищали свою страну на фронте. За 18 дней пути погибло 562 человека. Их тела охрана, не церемонясь, сбросила под откос.
В 1945 году в разорённые села стали возвращаться сыновья и отцы. Фронтовиков спешно ставили на учёт в спецкомендатуры. Они не имели права отлучаться более чем за 3 км от своего дома. Высылка продолжалась до 1948 года. Уничтожили весь уклад жизни, легенды, сказки, этнос древнего народа. Беглым фронтовикам, пытающимся найти свою семью, давали 20 лет лагерей.
Кумехов Зубер Докшукович в конце 1943 года на имя Берия Л.П. написал донос о якобы имевшихся многочисленных случаях массового бандитизма среди балкарского населения. Этот коммунист и первый секретарь обкома подробно отобразил в донесении, какой опасный народ паразитирует на достойном теле Советской Страны. Притом, каждый второй из 53 тысяч балкарцев, защищавших в то время СССР от фашистов, погиб...
Не афишируются и другие интересные факты.
Например, что Зубер Кумеров, (адыг), происходил из старого рода. За сто лет до депортации, род вступил в непримиримую вражду с семьей Ульбашевых, (балкарцами). В результате кровной мести, в обеих семьях погибали молодые мужчины, в частности, отец Зубера. И что двигало секретарём обкома, когда он писал своё пламенное воззвание?..
Только 9 января 1957 года балкарцам было официально разрешено вернуться в родные места. 28 марта Кабардинскую АССР переименовали в Кабардино-Балкарскую. Домой из ссылки вернулось немногим более 22 тысяч.
Эксперты ЮНЕСКО однозначно признают одним из наиболее быстро вымирающих в мире языков карачаево-балкарское наречие.
***
Бестолково прождав около часа, (во время которого местные сотрудники органов собрали население и приступили к развертыванию праздника, по случаю приезда дорогих гостей), отряд, во главе с руководителем, отдохнул на ступеньках и, наконец, выслушал Яна, выложившего им будущие перспективы. Наелись. Переночевали в здании сельсовета.
Утром случилась лёгкая перепалка с Гамидовым, ни в какую не желавшим оставлять отряд без присмотра. Но, как выразился Борис Евгеньевич, «зря он так рискует...», победил здравый смысл. И, уговорившись о связи, отряд,
Сложив в сельсовете часть груза, и, расквартировав взвод выделенных обеспокоенным полковником солдат, (для охраны), ушли в горы. Борис Евгеньевич шёпотом спросил Илью про проводника, но богатырь безнадёжно взмахнул рукой, украдкой показав пальцем на Яна. Последний тут же обернулся и показал говорунам кулак.
Лес был мрачен. Несмотря на августовскую жару и перегретые за лето камни, темнота сгущалась. Чистый буковый лес быстро сменился осинником, который словно врос в скалы под давлением старых, поросших мхом елей. Редкие пихты торчали среди них чёрными обугленными свечами. Укутанные в ползучий, болотного цвета плющ, деревья стояли злой насупившейся стеной, образовывая над головами идущих подобие мрачной пещеры. Тропа ползла вверх, и очень скоро Василий Иванович, а потом Елена Дмитриевна, отстали. Уставшая парочка повернула за очередной уступ и остановилась. В этом месте тропа раздвоилась, ветви её шли резко в противоположные стороны. Вдали мелькнула коричневая куртка Телицына. Святой отец, перекрестившись, уверенно показал налево.
Через полчаса, так и не нагнав своих, они поняли, что повернули не туда, и, решив вернуться, заплутали окончательно. Ещё через час, до хрипоты накричавшись «Ау», усталые люди шагнули в круг яркого солнечного дня. Лес внезапно закончился. Перед ними, во всей своей цветущей яркой красе, предстала круглая, словно вычерченная циркулем, поляна. По её краям глухим забором стояли ровные ряды пихт, рядом с которыми белым резным кружевом невесомо подняли кроны молодые стройные берёзы. В центре поляны росло совершенно невообразимое древо с круглой зелёной кроной из мелких, похожих на иголки, листочков нежного салатного цвета.
– Похоже на гинкго, – любуясь видом, произнесла Елена Дмитриевна. – В Японии это дерево называют «гусиные лапки», а в Китае оно, вообще, священно. В нём живут духи леса...
Непершин строго посмотрел на разговорившуюся подругу и сделал неутешительный вывод:
– Значит, нас нечистый сюда заманил. Вон и место светлое, и трава-мурава, а в груди-то жаба подлая сидит. Тяжко здесь. Пойдём-ка. Ян найдёт нас. Но привал здесь делать нельзя.
Они вернулись на тропу и почти обогнули поляну, как Василий Иванович раздражённо начал:
– Нет, ну ты посмотри, что делается-то!
Висящая перед ними лёгкая дымка стала стремительно сгущаться и темнеть. Откуда ни возьмись, налетел порыв ветра, который сорвал с Непершина шляпу. Она мягко спланировала за его спину, священник обернулся и обомлел. Перед ним возвышалось то самое дерево. Они опять оказались на поляне...
Святой отец был возмущён! Козни нечистой силы нужно было пресечь. Не подняв шляпы, он резким движением достал нож и, срезав две ближайшие ветки с берёзы, соорудил подобие креста.
Вокруг резко почернело.
Василий Иванович, обернувшись на спутницу, зло задрал бороду и громко произнёс:
– На колени, Елена, вспомним всё...
И пошёл вокруг волшебного дерева – медленно и певуче растягивая слова, которые складывались в молитву. Женщина тихо стала подпевать священнику. Звонкий чистый голос мягко вплетался в уверенный бас…
Роща застонала. Ствол гинкго на глазах раздался вширь, и из него послышался тяжёлый вздох. Стало сложно дышать, как будто чьи-то огромные руки сдавили грудь.