Хроники похождений
Шрифт:
— Ну, я тебе сейчас покажу! — объявляю я.
Киска не шелохнется, притворяется спящей. Я наваливаюсь на нее сзади, раздвигаю коленом ее ножки, она прогибается, ее попка оттопыривается, голова запрокидывается назад.
— Лерчик, моя милая Лерчик, — шепчу я в самое ушко.
— А-а-а-а-апф! А-а-а-а-апф! Милый мой! Ну, давай!
— Ну, держись, кошечка!
— А-а-а-а-апф! А-а-а-а-апф!
На следующий день мы идем на бал в резиденцию бургомистра. Мы пьем шнапс на брудершафт.
— Мартин, зови меня просто Мартином, мой русский друг! — восклицает фон Бремборт.
Неожиданно я улавливаю ни с чем не сравнимый запах
— Анисовая! — восклицаю я, хватаю рюмку и осушаю залпом.
— Что ты делаешь, милый?! — возмущается Лерчик-эклерчик. — Ты ведешь себя, как медведь! Разве можно так пить самбуку?!
— Какую еще самбуку?! Разве можно божественную анисовую называть таким словом?!
— Медведь! Медведь! Доктор Флюкингер, позвольте представить вам маркиза де Ментье. Это француз с повадками русского медведя! Если б вы видели, как он пьет самбуку, вы бы сказали, что этот варвар достоин гильотины!
Худощавый старик в облезлом парике с маленькой книжечкой в кожаном переплете под мышкой смотрит на меня поверх пенсне.
— Молодой человек, самбука — это целая философия. Пьют ее особенным образом. Позвольте, я покажу вам.
Аннет уносится в танце с каким-то офицером и знаками просит меня развлечь старика. В ответ я показываю ей лишь двоим нам понятный знак, который символизирует то, что я сделаю с нею ночью. Она заливается краской и смеется. Офицер принимает ее веселье на свой счет и ведет себя смелее. Я показываю ей кулак.
— Вот, смотрите, — окликает меня доктор Флюкингер.
Пока я кокетничал с Аннет, старик организовал лакея с подносом, на котором возвышается бутылочка анисовой, два ряда хрустальных рюмочек, баночка с зернышками кофия, тростинки для коктейлей и спичечный коробочек.
— Маркиз, повторяйте за мной, — просит доктор Флюкингер.
— Хорошо, хорошо, но только дайте мне слово, что потом вы попробуете выпить по-моему.
— Ну что ж, это будет справедливо. Только экспериментальным способом через субъективное восприятие можно установить объективную истину.
Доктор Флюкингер берет зернышко кофия и бросает его в рюмку, наполняет ее до краев анисовой и поджигает. Затем, взяв тростинку, опускает ее в рюмку и быстро выпивает горящую жидкость.
— Божественно! Божественно! — восклицает он.
На его впалых щеках появляется румянец. Я повторяю манипуляции, проделанные доктором, и понимаю одно: к стопке шнапса и рюмке анисовой добавилась еще одна рюмка анисовой, не пойми зачем подожженная и пропущенная через тростиночку. Да! Еще это зернышко кофия! Я надеялся почувствовать его тонкий аромат, но с таким же успехом мог бы попробовать размять поясницу через двенадцать перин о горошину.
— Как? — спрашивает доктор и цокает языком.
— Ну, — глубокомысленно изрекаю я, воздеваю руки и закатываю глаза. — А теперь, милостивый государь, давайте без лишних выкрутас хлопнем по рюмочке.
— Да-да, конечно, мы же договорились, — произносит он.
Я наполняю рюмки, мы чокаемся и выпиваем одним духом.
— Ух! — фыркает доктор Флюкингер.
Книжица в кожаном переплете выпадает, доктор ловит ее на лету, его парик сползает на бок.
— Как? — вопрошаю я.
— В этом что-то есть, — отвечает он. — Но нюансы, мой друг, нюансы! При такой поспешности вы не улавливаете тончайших оттенков этого божественного напитка. Вот, смотрите!
Доктор
— Вот-вот, это божественно! Какой букет! — восклицает он.
Нас окружают гости. Аннет стоит за спиной доктора Флюкингера и улыбается мне.
— И все-таки, милостивый государь, я настаиваю на том, что все это излишне. Напиток и впрямь божественный без всякого кофия и пиротехнических эффектов. Давайте попробуем еще раз.
Вновь наполняются рюмки, и мы выпиваем залпом.
— Да уж, — произносит доктор Флюкингер заплетающимся языком. — В этом что-то есть, что-то есть, безусловно. Но знаете, так пить можно на охоте, особенно зимней, где-нибудь в России. Но здесь, на балу, в окружении прекрасных дам, это выглядит варварским глумлением над культурой. Нет, вы должны оценить утонченный вкус самбуки.
В очередной раз наполняются рюмки, доктор роняет на пол книжицу в кожаном переплете, а наклонившись за нею, обливает ее анисовой.
— Вот неудача! — старик стряхивает жидкость.
Я замечаю надпись на кожаной обложке — «Visum et Repertum». [59] Книжица вновь занимает место под мышкой у доктора.
Продолжается дегустация самбуки. И опять я не улавливаю тончайших оттенков, а он не находит радости в том, чтобы жахнуть на одном дыхании. На лице доктора Флюкингера проступает узор из мельчайших сосудов. Гости, решившие, что мы устроили состязание на предмет, кто первый свалится, требуют, чтобы я дал фору старику: как-никак я намного моложе. Я иду на поводу у толпы и выпиваю залпом две рюмки подряд. Доктор Флюкингер выходит из себя от негодования. Он кричит, что теперь у меня забиты рецепторы, понижена чувствительность и я не смогу оценить волшебный аромат самбуки. Он требует, чтобы я два раза подряд пил по его рецепту. Он наполняет рюмки и опрокидывает баночку с зернышками кофия. Махнув рукой и заявив, что кофий — это не главное, он чиркает спичкой. Руки не слушаются его, спичка ломается, не загоревшись, книжица в кожаном переплете выпадает, но Аннет ловко подхватывает ее. Он выхватывает вторую спичку и роняет ее. Вдруг, вспомнив о чем-то, доктор Флюкингер оглядывается по сторонам и что-то ищет обеспокоенным взглядом. Заметив книжицу в руках Аннет, он отбирает ее и зажимает под мышкой.
59
Увидел и записал (лат.).
— Ну, маркиз, продолжим!
Он чиркает спичкой, и тут случается неприятность. Никто не понимает, как это произошло, но под мышкой у доктора вспыхнула пропитанная анисовой книжица. Видимо, горящая головка спички, сломавшись, отлетела прямо в предплечье доктора. Другого объяснения произошедшему просто нет. Книжицу в кожаном переплете и кафтан старика охватывает пламя. Толпа в панике отступает, женщины ахают и падают без чувств. Книжица падает на пол, и в ту же секунду загорается паркет там, где доктор пролил анисовую. Несколько наиболее расторопных офицеров бросаются на помощь. Кто-то из них срывает скатерть и принимается сбивать пламя с горящего человека. Сам доктор Флюкингер неприлично ругается и, не обращая внимания на то, что горит сам, пытается вырваться из рук спасителей к пылающей на полу книжице.