Хроники Средиземья
Шрифт:
Настало молчание, и наконец конунг вымолвил:
— Да, чему быть, того не миновать. Значит, вот-вот она грянет, великая битва наших дней, и многое сгубит она безвозвратно. Что ж, теперь хоть нет нужды скрываться. Поскачем во весь опор напрямик по равнине. Смотр начинаем сейчас, опоздавших ждать не будем. Достанет ли припасов там у вас в Минас-Тирите? А то ведь быстро ехать можно лишь налегке, взяв самую малость воды и съестного.
— Припасов достанет с избытком, — отвечал Хиргон. — Берите как можно меньше и скачите как можно быстрее!
— Созывай герольдов, Эомер, — сказал Теоден. — Строиться к походу!
Эомер вышел. Вскоре в Укрывище
Конунг обратился к Мерри.
— Я еду на войну, сударь мой Мериадок, — сказал он. — Через час-другой отправляемся в путь. Ты свободен от моей службы, но приязни моей не теряешь. Оставайся здесь и, если угодно тебе, послужи царевне Эовин — она будет править вместо меня.
— Да как же так, государь, — запинаясь, произнес Мерри. — Я ведь принес клятву на мече! Нет, конунг Теоден, не свободен я от твоей службы. Да и друзья мои все поехали на битву, стыдно было бы мне здесь отсиживаться.
— Но мы поедем на больших, быстрых скакунах, — сказал Теоден. — Ты с таким не управишься, одной отваги для этого мало.
— Тогда привяжите меня к седлу или как-нибудь там к стремени, — упорствовал Мерри. — Бежать уж больно далеко, но раз нельзя ехать, давайте я побегу — только вот ноги, наверно, собью и опоздаю недели на две.
— Чем так, я тебя лучше бы довез на Белогриве, — усмехнулся Теоден. — Ладно, езжай со мной в Эдорас, поглядишь на Медусельд — сперва мы туда отправимся. Да пока что и Стибба не оплошает: настоящая скачка начнется потом, на равнине.
Тут поднялась Эовин.
— Пойдем, Мериадок! — сказала она. — Пойдем, примеришь доспех, что я тебе подобрала. — Они вышли вместе. — Всего одна просьба была ко мне у Арагорна, — продолжала Эовин, когда они шли между шатрами, — он попросил снарядить тебя на битву. Надеюсь, ты останешься доволен, и уверена, что доспех тебе непременно пригодится.
Она подвела Мерри к одной из палаток для стражи конунга, и оружничий вынес оттуда маленький шлеи, круглый щит и прочее снаряжение.
— Кольчуги по твоему росту не нашлось, — сказала Эовин, — и выковать на тебя панцирь уже не успеем, зато вот тебе плотная кожаная куртка, ремень и кинжал. Меч у тебя есть.
Мерри поклонился, и царевна подала ему щит чуть поменьше того, какой в свое время получил Гимли, с белым конем на зеленом поле.
— Облачайся в доспех, — сказала она, — и да сослужит он тебе добрую службу: Прощай же, Мериадок! Но, быть может, мы с тобой еще встретимся.
В густеющем сумраке строилось ристанийское ополчение у восточной дороги. Тревога сжимала сердца, и многих терзал страх. Но крепки духом были ристанийцы и преданы своему государю: даже в Укрывшие, где приютили женщин, детей и стариков из Элораса, почти не было слышно ни рыданий, ни ропота. Грозную судьбу встречали молча, лицом к лицу.
Пролетели два часа, и вот уж Теоден сидел на своем белом коне: шерсть Белогрива серебрилась в потемках. Высок и величав был всадник, хотя из-под шишака его ниспадали на плечи седые пряли, и понурые ратники бодрились, взирая на своего бесстрашного и непреклонного вождя.
На широких лугах возле шумной реки стояли строй за строем без малого пятьдесят пять сотен конников в полном вооружении и еще несколько сотен воинов при запасных конях с легкой поклажей. Одиноко запела труба. Конунг поднял руку, и двинулась молчаливая рать Мустангрима. Впереди ехали двенадцать телохранителей конунга, прославленные витязи, за ними сам Теолен и
Серая дорога вела вдоль берега Снеговой, бурлящей в каменьях, мимо селений Ундерхерга и Оберна на, где скорбные женские лица выглядывали из тесных дверей. Войско не провожали в путь ни рога, ни арфы, ни поющие голоса. Так начался великий поход на восток, о котором слагали песни многие поколения ристанийцев.
Из темного Дунхерга в тусклое утро Вывел сын Тенгела свою последнюю рать И достиг Эдораса, но царственные чертоги, Старинные, златоверхие, были застланы мглой. Здесь, в обители предков, он распростился с народом. Со своим свободным народом и с очагам своим. Простился с высоким троном и с благословенным кровом. Под которым он пировал в былые светлые дня. И дальше поехал конунг, по пятам за ним гнался ужас. Впереди ожидал рок. Но он присягал на верность, Он принес нерушимую клятву, и он исполнил ее. Теоден ехал дальше. Пять дней и ночей Мчались эорлинги вперед восточным путем Через Фольд и Фенмарк, через Фириэнвуд. Шесть тысяч копьеносцев мчались через Санлендинг К могучей твердыне Мундбург у горы Миндоллуин, К столице Государей, из-за Моря приплывших, Теперь осажденной врагами и окруженной огнем. Судьба торопила их, и темнота поглотила, Поглотила коней и конников, и стук уходящих копыт Заглох в тишине: так нам поведали песни.Когда конунг приехал в Эдорас, Медусельд и вправду был застлан мглой, хотя полдень едва наступил. Задержался он здесь ненадолго, и к войску его примкнули десятков шесть всадников, опоздавших на сбор. После короткой трапезы он велел готовиться в путь и ласково простился со своим оруженосцем. Но Мерри еще напоследок попробовал умолить его.
— Я ведь тебе объяснил: такой поход Стибба не осилит, — сказал Теоден. — И к тому же сам посуди, сударь мой Мериадок: пусть ты и при мече и не по росту отважен, но что тебе делать в таком бою, какой нас ждет под стенами гондорской столицы?
— Мало ли, тут не угадаешь, — возразил Мерри. — И зачем тогда, государь, ты взял меня в оруженосцы — не затем разве, чтобы в битве я был рядом с тобой? И чем помянут меня в песнях, коли я буду все время оставаться неприкаянным?
— Взял я тебя в оруженосцы, чтоб с тобой ничего не стряслось, — отвечал Теоден. — Чтоб ты был под рукой. А в походе ты будешь лишним бременем. Случись битва у моих ворот, может статься, в песнях и помянули бы твои подвиги, но до Мундбурга, где правит Денэтор, больше ста двух лиг. Это мое последнее слово.