Хроники сыска (сборник)
Шрифт:
– Но ведь его же убили за нее!
– Да. Значит, кто-то воспринял эту его байку всерьез.
Отпустив Генч-Оглуева, Алексей вызвал второго товарища покойного, Серафима Рыкаткина. Тот оказался совсем не похожим на первого: закрытый, настороженный, угрюмый. Смотрит исподлобья, размышляет над каждым словом и, о чем ни спроси, отнекивается незнанием. Так, наверное, повел бы себя убийца, простодушно подумал Лыков и осекся. Неужели? Крепкий костяк, широкие плечи и сильные руки. Рыкаткин выглядел старше своих лет. И внутренняя сила, недобрая сила… Хватит у такого духу переломить человеку позвоночник палкой? Пожалуй, да.
Рыкаткин
За три часа Лыков допросил всех семнадцать одноклассников убитого и полдюжины преподавателей и сильно утомился. В ушах звенело, круги перед глазами… Рано пока ему так вкалывать, не оправился (вон, опять кровоточит), но куда деваться? Благово старше, у него запас здоровья меньше. Алексей решил поехать к учителю и рассказать, что успел выяснить. Сыщик собирался затем вернуться и еще раз поговорить с гимназистами, но теперь уже не о самом убитом, а о его товарищах. Особенно его интересовал Рыкаткин.
Алексей застал Павла Афанасьевича в гостиной. В воздухе приятно разлился аромат «сиофаюна затхлого» (сортовой китайский чай, дорогущий – пять рублей фунт!). Учитель держал подстаканник из богемского бисера. Дамское рукоделие являлось памятью о давней подруге Благово, которую он чуть было не увел от мужа, да вовремя одумался.
– Присоединяйся, – предложил хозяин.
– Мне бы лучше мяса кусок, да побольше. И копру, если есть.
– Опять рана открылась? Чего ж ты бегаешь-то!
– Я из гимназии.
– Хоть из императорской квартиры! Марш к Авдотье на перевязку, а потом истребишь консоме с жарким.
Через сорок минут, поевший и осоловевший, Лыков сидел в креслах и излагал собранные сведения. Статский советник слушал его молча. Когда Алексей закончил, Благово спросил:
– Что намерен делать дальше?
– Продолжить расспросы гимназистов. Серафим подозрителен. Такой же близкий друг убитому, как и Генч, а ничего не слышал. Думаю, Обыденнов и с ним поделился известием, но тот почему-то это скрывает.
– Хорошо. Еще что?
– Пошлю Фороскова в Василь-Сурск. Пусть роет землю носом!
– Правильно. Дальше?
– Обыск в общежитии для иногородних учеников ничего не дал. Бумаг, о которых говорил Генч, не обнаружено.
– Неудивительно, их взял убийца. Еще что?
– Следует попытаться вычислить отца Обыденнова.
– Молодец, догадался. И кто у тебя в списке?
– Мы знаем три качества этого человека. Он знатен, богат и не очень молод. Так?
– Так.
– Вот далее у меня заминка. В голову приходит только Бекетов. Это вы у нас столбовой, Павел Афанасьевич, вам и карты в руки.
– Бекетова я вычеркиваю. Да, хорошего рода. И в молодости был изрядный повеса. Но с богатством у него нелады. Дом и выезд, а боле ничего, кроме долгов. Имение в Теплом Стане дважды перезаложено. Наследникам
– Других кандидатов у меня нет. А у вас?
– У меня их три.
– Ого! Наш Нижний Новгород столь обилен осколками знатных фамилий?
– У нас замечательный город. Один из красивейших в России. Есть в нем и аристократия. Под названные тобою качества подходят: Петр Николаевич Охотников, Сергей Львович Танеев и Александр Евгеньевич Нефедьев. Все трое по-настоящему богаты, особенно Нефедьев. Его род вообще денежный: в Московской, Нижегородской и более всего в Костромской губерниях у них огромные угодья. Наш, здешний Нефедьев владеет очень дорогим майоратом где-то под Варнавиным. Для него появление неожиданного наследника явилось бы страшной неприятностью.
– Прикажете установить за всеми троими негласное наблюдение?
– Да, и немедленно. Убийца может прийти к заказчику за расчетом. Ты веришь в рассказ Генч-Оглуева? Что парень оказался законнорожденным.
– Я с трудом представляю, как это могло случиться, так сказать, технически. Значит, его отец венчался. Что, жена поссорилась с мужем, разъехалась с ним и затем родила? Потом они развелись, а она забыла сказать бывшему супругу, что у нее есть от него ребенок? Чепуха.
– Действительно, представить подобное трудно. Почти невозможно. В одном ты не прав, поскольку сам еще молод. У жизни не только простые сюжеты есть в запасе. Она может такое закрутить, что Дюма-отец никогда не придумает! Так что проверяем отцовство всерьез. Ты понимаешь, что произошло, если родитель Обыденнова не знал о законности его происхождения? А вдруг он женился вторично, не расторгнув первого брака? Тогда все встает для него с ног на голову. Незаконные дети делаются законными, а свои, любимые, которых не бросил во младенчестве, а растил, оказываются бастардами! За такое и убить можно. Чтобы все опять сделалось по-прежнему.
– Литературщина, Павел Афанасьевич!
– Это было бы драмой для всех троих из нашего списка. А особенно для Нефедьева с его майоратом. Хотя и для Охотникова беда – он так любит своего Петрушу… Ну, ладно. Дуй в управление, вкалывай, но и отдыхать не забывай. Жду тебя завтра с отчетом.
Алексей вернулся под каланчу [96] и распорядился взять под наблюдение трех подозреваемых, вычисленных Благово. Титус отправился наводить о них же справки. Форосков срочно выехал в Василь-Сурск. Подписав накопившиеся бумаги, Лыков вернулся в губернскую гимназию и принялся за новые расспросы.
96
Нижегородское городское управление полиции делило здание с пожарной частью.
Уже через час он услышал столь важную новость о Рыкаткине, что прекратил дальнейшее разведывание.
Допрашивая первых трех гимназистов, титулярный советник заметил общую у них черту. Одноклассники говорили о Серафиме неохотно и скупо. И очень осторожно. Складывалось впечатление, что они его побаиваются, причем все трое! Наконец, зашел четвертый ученик, Клавдий Томилин. Он понравился Лыкову еще при первой беседе спокойствием, присущим сильным людям. Уверенный в себе, но отнюдь не самодовольный. Крепко сложенный, открытый и надежный. Томилин сел на стул и взглянул на сыщика с недоумением: