Хроники тонущей Бригантины. Остров
Шрифт:
Доктор кивнул самому себе.
— Значит, больше болеть не будешь. После выздоровления вырабатывается пожизненный иммунитет.
Тот же самый вопрос Мартин задать не успел.
— Ладно. Оставайся тут, отдыхай. Еда и чай на полке за твоей спиной. Кофе пока не пей. Лекарства на столе, тут только твои, не перепутаешь. Удобства за ширмой, представляешь, работают! И еще, Франс, — это было сказано уже от двери. — Я тебя закрою.
Мартин не стал протестовать. Ему опять хотелось спать, но сначала нужно было добраться до лекарств. Он выполз из кровати и поежился. Духота оказалась лишь иллюзией,
У стола Мартин передохнул. Пузырек со знакомыми, пахнущими анисом пилюлями стоял возле небольшой башенки из толстых, бурого цвета справочников. Вода обнаружилась на той самой полке, которую с кровати видно не было.
Лекарство подействовало не сразу. Мартин лежал, обмотавшись одеялом, смотрел в каменный свод потолка. Мыслей не было.
Картинка постепенно теряла резкость — свеча догорала. Когда стало совсем темно, Мартин почувствовал — лекарство заработало. Боль в груди утихла, свернувшись клубочком. Сознание прочистилось, и стало казаться — скоро закончится дождь, закончится эпидемия, и все станет хорошо. Доктор Сорьонен, в тот момент обнаруживший первые симптомы острой формы тифа у Йонне, вряд ли бы с ним согласился.
17
Сырость — это все-таки еще не самый скверный запах. Просто разновидность прохлады, помешанной с застоявшейся свежестью, душком мокрой штукатурки и легким, кисловатым оттенком плесени. Гораздо хуже был запах болезни, тяжелый, как в покинутом посредине представления анатомическом театре. Зловоние вытеснило прежний, уже привычный плесневелый дух, расползлось по стенам, облепило окна, разве что в облака не собиралось под облезлыми потолками. В коридорах дышать получалось почти у всех, но в комнатах, где оставшихся студентов расселили по одному, глаза слезились даже у Яски.
Заметив, что перед тем, как войти в очередную источающую весьма характерный запах комнату, Яска задерживает дыхание, доктор Сорьонен только улыбался, не весело, не насмешливо, но понимающе. Сам он оставался бесстрастным до тех пор, пока чуткие пальцы не определяли безошибочно тяжкий жар, первый вестник брюшного тифа. Иногда попадались и те, кто до последнего скрывал болезнь, не являясь на медосмотры. Большинство таких Кари день за днем вылавливал сам, оттого и времени у него не оставалось ни секунды, но тем везунчикам, что все-таки исхитрялись скрыться, теперь было куда хуже. Бред, галлюцинации, жуткие боли — такой была награда за изворотливость.
Третий этаж студенческих казарм выглядел не хуже и не лучше второго, и все-таки немного оптимистичнее четвертого. Ближе к крыше, то есть к сквознякам и грохоту штормов, жили те, кто помладше. На третьем оказались в основном старшекурсники, крепкие, выносливые и по большей части переболевшие тифом в легкой форме еще до поступления в академию. И все-таки, зловоние безошибочно указывало — не все.
— Яска, тебе четные комнаты, —
Виртанен кивнул, зная, что наставник не выдержит — закончит со своими пациентами и прибежит проверять.
— Заходи.
Яска обмер.
— Привет, Ян, — выговорил он, смутно чувствуя, что сейчас будет ему не очень хорошо.
У него преимущество в возрасте, но оно далеко еще не значит преимущества в весе и физической силе.
Ян Дворжак сидел с ногами на постели, в позе ленивой, и в то же время эта лень явно была обманчивой. В комнате не было зловония тифа, но зато ощущалось кое-что другое. Возле кровати наглым оскорблением всем правилам академии валялись несколько пустых бутылок — на материке в такие разливали дешевое пойло, то ли самогон, то ли некое подобие крепленого вина. Еще одна бутылка, кое-как заткнутая истерзанной пробкой, лежала рядом с Яном на мятом покрывале.
— Дезинфекцией занимаешься, — заключил Яска. — Еще есть?
Ян посмотрел на него без всякого удивления и ничего не сказал. Яска вдруг понял, что пьяным Дворжак не был.
— Медосмотр, в общем, — пробормотал Виртанен. — Предъявите тушку, мистер Дворжак.
— Яска, лучше уйди.
— Пока не осмотрю, не уйду.
— Да прекрати, я вполне здоров. Иди своей дорогой.
Яска сглотнул. Предложение было заманчивое. Он приподнял тетрадь, в которой отмечал результаты обходов. Представил себе, как возьмет карандаш и напишет, что тифа в комнате 32 не обнаружено. Определенно, неплохая идея, вот только воняет похуже, чем все больные вместе взятые.
— Послушай, — Виртанен сделал шаг вперед. Еще один. Опустил тетрадь. — Давай личные дела работе мешать не будут.
Ян повернулся к нему. Вполне мог ударить, достаточно крепко, чтобы Яске потом пришлось бы извлекать себя из стены.
— Валяй, — согласился он.
— Так, были у тебя в последнее время слабость, недомогание…
— Нет.
— Ладно… Жар?
— Сам видишь.
Жар Яска видел, от Яна запросто можно было поджигать свечи или растапливать камин, но это был, скорее всего, жар несколько иного свойства.
— Комендантский час круглосуточно, — напомнил он зачем-то.
— Ну и что, — Ян хрустко потянулся. — Можно подумать, это как-то мешает.
— Так надо. Болезнь везде.
Чувствовать себя всемогущим доктором хотелось, да не получалось. Думал Яска о том, что нарушил уже их уговор, и что Ян об этом прекрасно знает. И рассказывай — не рассказывай ему про обстоятельства, против которых Яска был бессилен, эффект будет один и тот же.
— А давай, Яска, ты мне один секрет раскроешь, — предложил Ян. — Только не надо мне тут про врачебную этику…
Яска понял — скажет он хоть слово об указанном предмете — вылетит в окно и, возможно, достигнет самого материка. Он кивнул.
— Где, по-твоему, мистер Мартин?
— Не знаю.
— То есть как это «не знаю»?
— Ну, не знаю и все. Я его уже четыре дня не видел.
Бывают ситуации, когда честность — лучшая политика. По крайней мере, в отношении собственной совести. Проигравшим себя Яска не чувствовал, во всяком случае, старался. А так совесть, зубастое, с аппетитом среднестатистического дракона существо, перестала его жевать хотя бы за это.