Хроники трона. Тетралогия
Шрифт:
И тут ему пришла мысль.
– И ела она птицу в трактире?
– А как же...
– А кроме нее?
– Все ели.
– И что давали?
– Что-то вроде перепелок.
– Хороши?
– Скажешь!
– с удовольствием подтвердил Бомба.
– Понравилось?
– Да мне не досталось, - махнул рукой парень.
"Опа-на, - подумал Ярослав, - я ведь тоже перепелок в Низмесе не ел! Уж не..."
– А кто ел?
– Дак, почитай все они сейчас...
– парень осекся от пришедшей в голову мысли.
– Ты, смотри, помалкивай пока!
– остановил его Ярослав.
– Позже
– Понял.
Ярослав отпустил парня.
"Что же получается, - думал Ярослав, - это другая зараза, типа сальмонеллеза? Может быть, а может, и нет. Карантин снимать рано, точнее, вовсе нельзя, пока все не поправятся".
От сердца немного отлегло, но вновь защемило: Юля лежала в тяжелом состоянии.
И чем дальше, тем ей становилось хуже. Она впадала в продолжительное забытье. Температуру удавалось сбить, но ненадолго. Оставалось только надеяться на молодой крепкий организм и молиться богу. Остальным в карантине было не лучше, особенно тяжкое состояние у первого заболевшего агеронца Горха. Он лежал без сознания, не мог ни есть, ни пить. Ярослав поил его и делал все что мог, но оказать того ухода, какой могла дать Ольга, он не мог. Остальные члены команды боялись даже проходить мимо карантина. На свой счет же Ярослав думал: "Если суждено ему умереть, то так тому и быть. Если нет, то волю бога ничто не изменит".
Анна пришла справиться о здоровье подруги. Сейчас они втроем - Анна, Ноки и Анюта - жили на палубе в незанятым больными кормовом карантине.
– Ты хочешь увидеть Юлю?
– спросил Ярослав, беря ее за руку и приглашая присесть возле кормовых окон.
– Да, Ярослав, - печально согласилась девушка, садясь возле него, глаза ее блестели от переполнявших чувств.
– Но я не могу тебе позволить спуститься вниз. Ты можешь заразиться...
– Я надену на лицо повязку и накину простынь поверх головы, - взмолилась Анна.
– Но к чему этот риск? Вы с Юлей не были такими уж близкими подругами и часто ссорились. К чему это?
– Понимаешь, Ярослав, - Анна постаралась вложить в свои слова всю глубину чувств, которые испытывала, - несмотря ни на что, я люблю Юлю. Мы вместе перенесли много невзгод, и сейчас, когда может произойти непоправимое, хочу попросить у нее прощения за все причиненные обиды. Мне ее очень жаль, - из глаз покатились слезы, - мы очень близко сошлись в последнее время.
– Моя милая, любимая Анна, - Ярослав в чувствах обнял девушку, - я понимаю твой порыв, но и ты пойми меня, я не хочу лишиться сразу вас обеих. Потому я не пущу тебя к ней.
– Пожалуйста, - протянула умоляюще Анна, - на минуту.
– Не проси.
В ту секунду, когда он произнес свои последние слова, из расположенного посреди каюты решетчатого люка послышался стон. Вероятно, Юля пришла в себя и слышала их разговор. Затем раздалось едва слышно, тихо, вроде легкого выдоха:
– Анна, Анна!
Голос Юли был слаб и безнадежен.
Девушка вскочила на ноги со словами:
– Юля, Юля, он меня не пускает!
Она бросилась на колени к закрытому решеткой люку. Ярослав успел поймать девушку, оттащил от люка, стараясь успокоить:
– Я предвидел твои слова, но не проси меня делать глупости.
Когда он,
* * *
После того как Ярослав не пустил ее к Юле, Анна не оставила идею навестить подругу. Дело в том, что хотя они и жили сейчас не в каюте капитана, а на палубе надстройки, решетчатые люки проходили сквозь обе палубы, а будка кормового карантина по недостатку места построена как раз вокруг этого самого люка. Лежа здесь на палубе в своей постели, Анна слышала все, что происходит ниже: как мечется в бреду Юля. Как зовет почему-то именно ее. Ноки с Анютой тоже слышали и поддержали идею Анны спуститься в трюм без разрешения Ярослава. Тем более, это было сделать нетрудно, решетки легко сдвигались, и спуститься вниз не было проблем, не привлекая внимания не только самого Ярослава, но и никого из членов команды.
Сказано - сделано. Ярослав подолгу занимался больными на носу корабля. Ноки пошла его отвлекать, Анюта закуталась в одеяло, будто они все спят, а Анна, прихватив простынь, повязку и сдвинув решетку, шмыгнула в каюту. Она знала, что за невыполнение приказа ей грозит наказание в виде розг, и Ярослав не пожалеет, потому как не может иметь на корабле любимцев, даже если этот любимец вечерами с ним целуется.
Надев маску и накинув простынь так, что она закрыла ее с ног до головы, Анна спустилась в трюм. Юля лежала в душном, затхлом трюме, полураздетая, под одной-единственной простынею, сырой от влажности помещения и пота, бегущего с нее ручьем. Анна позвала:
– Юля...
Но больная находилась в забытьи, не отвечала. Тогда она потрясла ее за плечо, даже сквозь простынь чувствуя жар разгоряченного тела.
– Юля, Юленька, - позвала, рыдая, Анна.
Больная с трудом приоткрыла веки, едва слышно произнося имя:
– Анна...
Она узнала подругу.
Юля, делая над собой тяжкое усилие, приподняла голову от сбитой сырой подушки, прошептала:
– Я хотела просить тебя...
Пот крупными каплями катился по ее лицу. Анна, стараясь успеть сказать, выразить свои чувства, пока та вновь не провалилась в забытье, срывающимся голосом молвила:
– Прости меня, Юленька! Прости за все!
Но, вероятно, Юля ее не слышала или не поняла сказанного, обращенная к своим собственным мыслям и желаниям. Губы ее дрогнули.
– Ты мне должна обещать, Анна, - Юля произносила слова так тихо, что с трудом можно было их разобрать.
В порыве чувств Анна была готова исполнить все что угодно.
– Все что пожелаешь, Юленька! Все что пожелаешь...
– Мы умираем.
– Нет! Нет! Не говори так! Ты поправишься!
– Брось, я знаю. Ты должна мне обещать не оставлять Ярослава.
– Я не оставлю...
– из глаз Анны катились слезы.
– После меня он останется один. Я знаю, он тебя любит...
– Я тоже...
– И ты его...
Юля не могла более говорить, каждое слово давалось с великим трудом, но она напрягла остатки сил:
– Ты должна пойти к нему.
– Я?
– удивилась Анна до такой степени, что слезы перестали бежать.
– Да, ты пойдешь прямо сегодня, пока я еще жива.
– Но, Юля...
– Иначе вы оба никогда не решитесь. Он не подойдет первым... Обещай...