Хроники ускоренного сердцебиения (сборник)

Шитуев Валерий

Скованная совесть

К сожаленью сегодня нам есть что терять…

Только как нам не вспомнить о вере своей,

Кроме званий, погон и команды «стрелять»,

Больше не было ценностей в жизни моей.

Дав свободы глоток и возможность трудом

Проломить целый пласт уцелевшей страны,

У посаженной липы построить свой дом,

Видеть только спокойные тихие сны.

Отчего же мне горько опять сознавать,

Что мое государство «имеет» меня,

И к возможностям старым «казнить» и «карать» —

«Отобрать» добавляет, спасая

себя.

Прозвучит приговор – расстрелять на заре,

Баррикадным дуплетом накроет вина…

И как в августе том, а затем в октябре

Нас в едином порыве возносит волна.

Отчего же язык вдруг к гортани прилип

И повеял знакомый в груди холодок,

Я винтовку достал, я приник и отник,

Но, похоже, не в силах шагнуть за порог.

К сожаленью, сегодня нам есть что терять:

Дом, карьера, свобода, домашний уют…

Только вряд ли я стану терпеть и страдать —

Пусть цепями мне руки обратно скуют.

Воробей

По Арбату гуляю весной

И гляжу в дорогие витрины,

Воробей скачет вместе со мной —

Догоняет и тычется в спину.

Несмышленый такой дуралей —

Похудевший, избитый зимою,

Бросив стайку голодных друзей,

Резво прыгает рядом со мною.

Я бродяг, как никто, понимал —

Сам не раз просыпался в канаве,

И собак никогда не гонял

И давал сигареты шалаве.

И теперь, мой нахальный пострел,

Не дурак потянуться к карману,

Он в походке старшого узрел,

Он доверил себя атаману!

А ведь я с ним почти не знаком,

И глазеем под разным предлогом,

Просто этим погожим деньком

Все мы ходим под Господом Богом.

Березы

Даже самые старые сказки

Не ответят на наши вопросы,

Почему в черно-белые краски

Окунули Россию за косы.

От чего же в такие морозы

Тут и там черно-белые штампы,

От чего же родные березы

Так ложатся под русские ямбы.

Сколько раз мы с войны возвращались,

Все берёзки подспудно искали,

Словно к женам к деревьям бросались,

Как детей их к груди прижимали.

Вновь березовый веник в парилке,

Да листок на распаренной коже,

Подберезовик тянет к бутылке –

Это часть нашей Родины – тоже.

Как березы в души нас не чают –

Делят с нами и радость и горе,

Как же горестно слезы глотают –

Соль, сливая в озёра и море?

Ведь ручьями покатятся слезы –

Среди талого снега весною,

Покачнутся от ветра березы

И расплачутся вместе со мною!

Обольщение

Сволочь полезла с насиженных мест

И потянулись гуськом:

Кто-то в меха с головою залез,

Кто-то бежит босиком.

Место под солнцем, кисельный туман

Всем одурманил глаза…

Мне же плевать – от рожденья упрям, —

Чьи это там голоса?

Я не стрелял у прохожих бычков,

Стоя с плакатом в метро,

Скрипкой не стал

я для этих смычков,

Деньги сгребая в ведро,

Принципы – дрянь, но достоинств полно,

Их не дано преступить,

Печень, сбежавших без крови давно,

Мне бы свою оживить!

Блеск эполетов и грудь в орденах,

Лезут наверх господа,

Стоит очнуться мне в этих рядах —

И подписант навсегда!

Влево шагнешь и тот час же хлопок,

Вправо – и наземь обзничь,

А на душе вновь несъемный замок

Как несмываемый ВИЧ.

Рвется, стучится в закрытую дверь

Свора занудных гонцов,

Видно, несладко от частых потерь

И дефицит на бойцов;

Дивных посулов заманчива даль,

Экий разгул для воров!

Но я слезой начертил свою грань,

Слезы предать не готов.

Монолог

Я знаю, что меня не полюбить —

Увидеть, посмеяться и забыть,

Как страшный сон… И даже телефон

Не нужен никому. А саксофон

Играет блюз, волнуясь и любя.

Не для меня играет – для себя!

И ты поешь, обласканный судьбой,

Не для меня поешь ты – для другой!

Ни красоты, ни стати, ни фигуры,

Мужские блузы носишь, словно дура,

Чтоб скрыть от глаз… Размер и плоть,

Которую ласкать, любить, пороть

Дано мужской руке в порыве страсти,

И ограждать от горя и напасти

И проблем… Но где ж те руки взять,

Кто смог бы и обнять и приласкать?

Мне не дано познать любовный пыл.

Творец был занят и видать забыл,

Когда лепил… А, значит, нужно ждать…

Но женщиной не суждено мне стать

Без комплиментов, без дежурных фраз,

Без обжигающих и наглых глаз —

Ау, мужчины! Стоит ли гадать,

Я – женщина… как долго мне страдать?

Белые кони

Скачут белые кони над лугом,

Под покровом чернеющей ночи.

Невесомо летят друг за другом

И несутся во тьме что есть мочи.

Развиваются легкие гривы

В унисон черно-белой картинке,

Словно кто-то стоп-кадр торопливо

Закрепил в фиксаже по старинке.

И в едином поклоне сельчане

Бились оземь, упав на колени…

А в висках лишь копыта стучали,

И мелькали молочные тени.

Пыль столбом – только тени мелькают,

Топчут время в неистовой гонке;

Некто плетью коней погоняет

К непроглядной воздушной воронке.

Может, новой звездой засверкает

Прямо в Млечном пути несвобода…

Вновь старик колыбель раскачает

И споет лошадям свою оду.

Черновик

Не считаю я годы,

По плечу все невзгоды —

Жизнь куда-то аллюром бежит.

Кружка кофе до края,

За всю ночь лишь вторая —

На столе черновик мой дрожит.

Пляшут буквы прямые,

Даже где-то кривые,

На измятой бумаге страниц,

Где-то пятна от водки,

Старый запах селедки

Или влага от мокрых ресниц.