Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
поведении нет ничего от рисовки, связанной с его высоким положением или опасения в
отношении тех, кто окружает его по воле дяди. Говорят, что в своем окружении он
никого не выделяет; кажется только, что он предпочитает общество пожилых людей
общению с молодыми. У него совершенно нет ясно выраженных пристрастий, хотя
некоторые говорят о его наклонности к
которое он получает от участия в маневрах. Не следует упускать из виду, что, как
считает регент, в этой стране все излишне милитаризировано. Вполне естественно,
что король из противоречия своему дяде выказывает склонность к армии. Впрочем, люди,
хорошо его знающие, не видят в Густаве-Адольфе черт характера, которые напоминали
бы сумасбродства Карла XII. Одним словом, Ваше величество, если попытаться кратко
охарактеризовать нынешнее состояние личности короля, его можно назвать скорее
ребенком интересным и много обещающим, чем заслуживающим внимания или способным
вызвать беспокойство. Справедливо, что обращение с ним регента и незначительность
тех, кто составляет так называемую партию короля, много способствовали приведению
короля в нынешнее состояние. Однако я весьма сомневаюсь, чтобы при других
обстоятельствах он мог развить в себе большую энергию...
Сведения, которые мне удалось получить о расположенности короля к браку,
наилучшим образом свидетельствуют о чистоте его принципов. Их можно считать
совершенно способными обеспечить счастье и спокойствие той, с которой он разделит
ложе. Время выбора супруги в соответствии с завещанием покойного короля определено
на конец 1795 года, когда королю исполнится 17 лет. По той же статье завещания
будущая супруга короля должна быть королевской крови, что существенно сужает круг
претенденток. Высказываясь публично по этому вопросу, регент всегда говорит, что
свое участие в выборе невесты он ограничивает предписанием, направленным послам
Швеции за границей: собрать портреты принцесс королевской крови, дальнейшее - за
королем, который будет делать свой выбор сам. При некоторой искренности, которую
видят
обстоятельств останется безразличным к выбору своего воспитанника. Впрочем, барон
Штединг, как и другие шведские послы, получил соответствующие указания
относительно российских великих княжон. Регент неоднократно спрашивал меня о них,
но поскольку я не получил лично от Вашего величества никаких инструкций на этот счет,
то ограничился тем, что должен был сказать без лести как о достоинствах великих
княжон, так как и о совершенстве их воспитания»202.
Сведения Румянцева о намерении шведов перенести переговоры о браке будущего
короля оказались верны. В депеше Рейтергольму от 17 ноября 1794 года Штединг,
передавая разговор, состоявшийся у него по этому поводу с Платоном Зубовым, писал: «Г-н
Зубов сказал мне положительно, что императрица весьма желает этого брака». В ответ
посол напомнил, что во время переговоров Зубова с графом Стенбоком главный для шведов
вопрос — в религии будущей супруги короля — не был решен. «Казалось, Зубов не мог
прийти в себя от неожиданности, — сообщал Штединг. — Он дал мне понять, что
императрица может подумать, что намерения нашего двора не особенно искренны
относительно брака короля, если он ставит такие условия, которые заведомо не могут
быть приняты. — Почему, сказал он, приходится слышать в первый раз о таковом
препятствии, когда переговоры о браке велись уже давно? он меня уверил, что никогда не
было примера, чтобы русская княжна, при вступлении в брак с иностранным принцем,
переменила свою религию; этого не было даже и тогда, когда Россия не принадлежала к
разряду могущественных держав. Это невозможно даже и само по себе — так как
греческая религия не допускает ни для кого подобного отступления, тогда как в Швеции
всеобщая религиозная терпимость допускается законами. Он знал, что духовенство было
проводником этого закона, и в доказательство сослался на общественное мнение, которое