Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
им армянские купцы Лазаревы предлагали его различным европейским дворам, но
назначенная ими цена даже в Версале показалась чересчур высокой. Екатерина видела
бриллиант и знала, что Лазаревы просили за него 400 тысяч рублей.
Подарок был принят.
Бриллиант, получивший имя Орлова, и ныне украшает императорский скипетр.
Кстати сказать, счет за его покупку был оплачен не Орловым, а из тайных сумм
императорского кабинета.
Занятная история.
Иностранные
зала, сочли поступок Орлова бесспорным свидетельством его скорого возвращения в
фавор.
3
Екатерина оставалась в Царском Селе до 25 ноября. Переезд в Петербург
совершился обычным порядком, без пушечной пальбы и особой помпы.
Через два дня, 27 ноября, на Совете обсуждался вопрос о бунте в Оренбурге. К
этому времени стало вполне очевидно, что местными силами с бунтовщиками не
справиться. Генерал-майор Кар забросал военную коллегию рапортами о неверности
башкирцев, во множестве переходивших на сторону Пугачева, предательстве рабочих
Демидовских заводов, снабжавших повстанцев ядрами. Сообщая о нехватке войск и
военного снаряжения, Кар просил прислать в Оренбург три регулярных полка: пехотный,
карабинерный и гусарский. Для скорости он предлагал отправить седла и оружие на
почтовых подводах, лошадей же брался добыть сам у башкирцев. Требовал также
значительных подкреплений в артиллерии.
Посылать Кару было некого, все боеспособные части были задействованы на
Дунае. Значительные силы приходилось держать в Польше, а после переворота,
совершенного Густавом III, — и на границе со Швецией и Финляндией. В начале ноября
из Москвы в Оренбург отправили два орудия, но их было явно недостаточно. Восстание
ширилось.
11 ноября Кар обратился в Военную коллегию, прося позволения приехать в
Петербург и доложить об обстановке в Поволжье. За два дня до этого основные силы его
отряда были разбиты мятежниками. Ответ последовал незамедлительно. Назвав
намерение Кара оставить порученных ему людей поступком неосмотрительным и
«противоречащим военным регулам», Чернышев приказал Кару «команды не оставлять и
сюда ни под каким видом не отлучаться, а если отъехал, то где бы сие письмо не получил,
хотя бы под самим Петербургом, тут же возвращаться обратно».
Между тем, Кар еще до получения письма Чернышева отбыл в Казань, как
впоследствии объяснил, по болезни, поручив находившийся под Оренбургом корпус
генерал-майору Фрейману. Пробыв два дня в Казани, Кар все-таки явился в Москву, где
был встречен дворянством с негодованием. Главнокомандующий в первопрестольной,
князь
публике худые толкования как в положении оренбургских дел, так и в отношении его
персоны».
На заседании 27 ноября в Совете был обнародован проект манифеста о самозванце,
подготовленный для прочтения в церквях. В нем Пугачев сравнивался с Гришкой
Отрепьевым.
По окончании чтения с места поднялся Григорий Орлов.
— Не много ли чести делать беглому казаку, уподобляя его Гришке-расстриге? —
заявил он. — Во время древнего нашего междоусобия все государство было в смятении, а
ныне одна только чернь, да и то в одном месте. Такое сравнение может только возгордить
мятежников.
Екатерина отвечала:
— Мне самой пришло на мысль велеть сделать такое уподобление, дабы более
возбудить омерзение к возмутителю. Однако извольте, я еще раз просмотрю манифест.
28 ноября на заседание Совета был приглашен генерал-аншеф Александр Ильич
Бибиков. Опытный военачальник, он был хорошо известен в Заволжье — в 1762 году
разумными и справедливыми мерами смог успокоить начавшиеся на заводах Демидова
волнения. Манифест зачитали еще раз и поручили Бибикову обнародовать его по
прибытии на место, также как и указ ко всем духовным, воинским и гражданским властям,
которым повелевалось беспрекословно повиноваться его приказам.
Орлов вновь возражал против сравнения Пугачева с Отрепьевым. Его поддержал
Захар Чернышев На этот раз Екатерина согласилась с мнением Орлова. Бибиков зачитал
заготовленное им обращение к народу. Тому, кто доставит Пугачева живым или мертвым,
было обещано вознаграждение.
— Награду следует обещать только за живого, — возразила Екатерина. — Я не
хочу, чтобы этой наградой был дан повод к убийству. Впрочем, если хотите, можете издать
это обращение от своего имени.
Пройдет совсем немного времени — и на подавление восстания будет брошена
целая армия во главе с лучшими офицерами и генералами — Паниным, Суворовым,
Голицыным, Михельсоном…
«Не Пугачев важен, а важно всеобщее негодование», — напишет в январе 1774 года
Александр Ильич Бибиков своему другу Денису Фонвизину.
4
По возвращении двора в Петербург беседы Екатерины с Дидро возобновились с
прежней регулярностью.
Но легкости и непосредственности в них, однако, уже не было.
— Чем вы занимались эти три недели? — был первый вопрос императрицы.