Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг

Стегний Петр Владимирович

о вещах рассуждения. Все оное совершенно разнствует от депеш, сообщенных Вашему сиятельству, и сию

разницу здесь же изъясню вам подробнее.

Ключ оной состоит из одного алфабету, следственно, есть простейший и удобнейший к

разобранию каждого так, что не больше четверти часа потребно найти знаменование каждой цифры, а

потому

уже нигде сей так называемый литерный ключ у европейских дворов не употребляется. Система

же цифирных ключей французского двора, как мне весьма известно, состоит в том, что каждая цифра

значит у них несколько слогов, особливо же каждое из тех имен собственных, кои чаще употребляются,

имеют свою цифру. Словом, один уже образ шифрования той депеши отъемлет всякое сумнение, чтоб

ключ ее был подложно вымышленный.

К сему ж еще присовокупить я должен Вашему сиятельству, что Дюран во всех своих депешах

никогда не называет меня Grand Chancelier, да и Ее величество не именует никогда же Sa Majest'e Zarine,

как то в сей депеше именуется, а он пишет просто Catherine Seconde и иногда же иронически la Mаjest'e

Imp'eriale.

Сверх того стиль совсем не Дюранов. Ни оборот фразесов, ни экспресии отнюдь на него не

похожи; да и образ рассуждения совсем не его. Тут, например, в письме от 2-го февраля написано, что

Пугачевское возмущение совсем погасло, но в депешах истинных того времени ко двору его, кои я

разобранными имею, Дюран совсем не так судит об оном деле и считает, что оно произведет

наиважнейшие следствия.

Невзирая на сии причины моего правильного подозрения на подлог ключа, нельзя же себе

представить, что известный человек72 выдумал из своей головы всю связь тех депешей. Думать надобно,

что он, бывая часто у принца Рогана, и употребляясь при его канцелярии, почерпнул много в подложные

свои депеши из его рассуждений и его отзывов, а, может быть, и из чтения переписки его с французским

послом в Царьграде. Все оное, без сомнения, заслуживает того, чтоб Ваше сиятельство постарались сей

канал сберечь, и для того покорно прошу Вас, милостивый государь,

все то, что к Вам принесено от него,

прислать ко мне с курьером, и, не подавая ему ни малейшего повода к догадке о принятом на него

71 АВПРИ, ф. «Сношения с Австрией», д. 3216, л. 93-95 (с оборотом).

72 Агент Д.М. Голицына в посольстве Луи де Рогана.

правильном подозрении, следовать за ним без всякой огласки, а соображая мои сумнения со всем тем, что

от него выходить будет, размерять по тому и Вашу с ним коннекцию. Ваше сиятельство сами ведать

изволите, что в толь нежных делах, каковы политические, ничего пренебрегать не надобно, и что иногда

обманщик самым обманом своим больше служит, нежели он сам думает. Оставляя оное дело на

собственно Ваше проницательное благоразумие, пребываю с истинным почтением и совершенною

преданностью.

Вашего сиятельства,

Граф Никита Панин73».

На письме есть помета: «Апробовано Ее императорским величеством 10 апреля

1774 года».

6

Осенью 1773 года Дюрана часто видели в штегельмановом доме, где жил Григорий

Орлов — подаренный ему Мраморный дворец еще достраивался. Туда же зачастил Захар

Чернышев, только что получивший (в противовес Панину?) чин генерал-фельдмаршала и

назначенный президентом Военной коллегии.

Зная все это, мог ли Никита Иванович остаться безучастным к небольшому, чуть

более трех листов веленевой бумаги меморандуму, писанному на французском языке,

который в один прекрасный день лег на его рабочий стол?

«О сыне Ее величества, Его высочестве великом князе», — прочел Никита

Иванович, поднял высоко левую бровь, что было верным признаком закипавшего в его

душе раздражения, и произнес скучным голосом:

— Однако.

Меморандум был доставлен верным человеком, головой ручавшимся за то, что это

точный список с записки, переданной французским философом Дидро императрице.

«Человек, осмеливающийся говорить с гениальной женщиной и с такой матерью,

как Ваше величество о воспитании Вашего сына должен быть нахалом, если не дураком»,

— прочитал Панин и соглашаясь кивнул.

Впрочем, многое из того, что Панин узнал далее, почти примирило его с Дидро.

Философ хвалил способности, доброту сердца и возвышенность чувств Павла.

«Теперь он влюблен в свою супругу, хлопочет о создании наследника престола и

хорошо делает», — читал Никита Иванович.