Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
себя костыльком.
«С женитьбой кончилось Ваше воспитание, — писала Екатерина Павлу, извещая
его о назначении Салтыкова. — Отныне невозможно оставлять Вас долее в положении
ребенка и в двадцать лет держать под опекою».
Самое важное, однако, императрица приберегла на конец.
«Чтобы основательнее занять Вас, я, к удовольствию общества, назначу час или два
в неделю, по утрам, в которые Вы будете приходить ко мне один для выслушивания бумаг,
чтобы
началами».
Именно на это письмо Екатерины Наталья Алексеевна и отреагировала
многозначительным «enfin».
«Императрица решила дать сыну наставления о способах ведения государственных
дел, — докладывал Дюран в Версаль. — Трижды в неделю великий князь бывает в кабинете
матери. Кроме того, она объявила, что доклады по адмиралтейской части будет отныне
выслушивать только из его уст».
К счастью в архивах библиотеки Зимнего дворца сохранилась собственноручная
записка Екатерины, адресованная, как можно предположить, Павлу и относящаяся как раз
к описываемому нами времени. Она дает представление о вопросах, которые могли
обсуждаться во время их бесед.
«Ecoutez mon cher Ami vous m’avez dit hier que les avancements etc. ne d'ependent point от
постороннего доклада или запамятования, но от моей власти. Dans un sens sans doute oui, mais
dans un autre non, has oui. J’ai prise pour but de mon R`egne le bien de l’Empire, le bien public, le
bien particulier mais le tout `a l’Unisson». И далее: «J’ai cru necessaire d’enter dans ce compte
rendu. Si vous avez des objections ou des questions `a me faire je vous prie de me les dire
parceque j’aime `a rendre compte en ce que je fais ou ai fait»86.
Павел на первых порах был очень польщен такой доверительностью.
Можно ли было предположить, что участие его в государственных делах не
продлится и года? Осенью 1774 года он подаст Екатерине записку под заглавием
«Рассуждение о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты
оного, и касательно обороны всех пределов». В документе этом, соединявшем верное
86 «Слушайте, дорогой друг, вы вчера мне сказали, что повышения по службе и т.п. не должны зависеть от
постороннего доклада или запамятования (т.е. от того, забыли или не забыли доложить – П.П.), но от моей
власти. В каком-то смысле, безусловно, да, но в другом – нет, не «да». Я поставила целью моего
царствования благо Империи, общественное благо и благо частных лиц, но все это – вместе, в унисон».
«Я
высказать их, потому что я люблю отдавать отчет в том, что делаю или сделала» - ГАРФ, ф. 728, оп. 1 ч., д.
432.
понимание государственных задач России с абсурдными представлениями о методах их
достижения, собственно, уже и заключалась вся программа будущего несчастного
павловского царствования. Предлагая отказаться от наступательных войн, разорявших
страну, призывая навести порядок в гражданской администрации и армии, Павел думал
достичь этого жесткой централизацией и регламентацией как служебной, так и частной
жизни своих подданных. Россия представлялась ему необъятным плацем, на котором все,
от генерала до солдата, должны были маршировать так же стройно и покорно, как
деревянные солдатики в его задней комнате.
Екатерина пришла в ужас. Немедленно явилась мысль: кто научил? Однако на все
вопросы Салтыкова, допросившего великого князя с необходимым пристрастием, тот не
выдал Петра Панина, отвечая упрямо, что о непорядках и неустройствах узнал сам и как
верный сын Отечества молчать не мог. Беседовать с сыном Екатерина не стала.
Великого князя просто перестали приглашать на утренние доклады.
Впрочем, все это будет, как мы уже говорили, потом. Осенью же 1773 года
отмечались лишь первые признаки будущей — и окончательной — размолвки Екатерины с
сыном. Немалую роль в этом, как и опасалась императрица, сыграли льстивые и болтливые
царедворцы. Граф Дмитрий Матюшкин, состоявший при дворе великого князя в должности
камергера, Бог весть из каких видов намекнул Наталье Алексеевне, что Салтыков назначен
императрицей для догляда и донесения, куда следует, обо всем, происходящем при малом
дворе. Павел со свойственной ему безрассудной прямолинейностью отправился выяснять
отношения к матери. Матюшкину через обер-гофмейстера князя Николая Голицына был