Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
думаю, дорогая и уважаемая матушка, что Вы будете того же мнения»84.
Трудно, да, наверное, и не стоит подробно разбираться в сути проблем, с
которыми ланд-графиня столкнулась по возвращении на родину. Они понятны:
германские газеты не могли, конечно, обойти молчанием переход принцессы
Вильгельмины в православие, немало спекуляций возникло
пожалованными Екатериной при расставании своим новым родственницам — 100 тысяч
рублей Каролине и по 50 тысяч — дочерям, не считая бриллиантовых табакерок,
бижутерии и прочих мелочей.
Для нашего рассказа важнее другой взгляд на атмосферу, складывавшуюся вокруг
великокняжеской четы после свадьбы. Против своей воли они неожиданно оказались как бы
на авансцене придворного театра, в партере которого заняли места не только
екатерининские вельможи со своими жадными до пересудов женами и дочерьми, но и, так
сказать, международная коронованная общественность, включая многочисленную
полудержавную родню невесты.
Надо отдать должное Екатерине. Всю жизнь обитавшая в этой среде и
научившаяся когда — не замечать, когда — направлять к своей пользе злоречивость
больших самолюбий, она еще в сентябре предупреждала Павла: «Перед публикою
ответственность теперь падает на Вас одного; публика жадно следить будет за Вашими
поступками. Эти люди все подсматривают, все подвергают критике, и не думайте, чтобы
84 ГАРФ, ф. 728, оп. 1 ч. 1, д. 156, стр. 55-56.
оказана была пощада как Вам, так и мне… О Вас будут судить, смотря по благоразумию
или неосмотрительности Ваших поступков, но, наверное, это уже будет моим делом
помочь Вам и унять эту публику, льстивых царедворцев и резонеров, которым хочется,
чтобы Вы в двадцать лет стали Катоном и которые стали бы негодовать, коль скоро вы
бы им сделались». И еще одно. В бумагах князя Безбородко, найденных после его смерти,
была и такая записочка, писаная рукой Екатерины: «Злословников почитать ли за
неблагодарных? Сей вопрос опасаюсь решить, ибо дело есть царское: делать добро и
сносить
Но молодость самонадеянна — и уже осенью 1773 года между императрицей и
великой княгиней нет-нет да и пробегали тучки. Наталья Алексеевна никак не хотела
учить русский язык. Ее больше привлекали прогулки, танцы, домашние игры, в которых
она, по мнению императрицы, не знала никакой меры. Не нравилось Екатерине и то, что
Павел, пользуясь свободой, доставленной ему браком, настоял на том, чтобы его
ближайшему другу, Андрею Разумовскому, сыну гетмана, было разрешено поселиться во
дворце, на великокняжеской половине.
Павел, Разумовский и великая княгиня были слишком дружны, чтобы не возбудить
сплетен. К сожалению, через год Екатерина сама вмешается в семейные дела своего сына,
поделившись подозрениями относительно Разумовского — и этим отдалит его от себя.
Впрочем, все это будет потом. В первые же, безоблачные дни начавшейся взрослой
жизни сына Екатерина больше заботилась составлением великокняжеского двора. Никиту
Ивановича, как мы уже упоминали, заменил при царевиче генерал-аншеф Николай
Иванович Салтыков, известный тем, что весьма твердо знал придворную науку. Главное
его правило состояло в том, чтобы никогда не высказывать по официальным делам
противных мнений. Современники много злословили на его счет, утверждая, что в
вопросах служебных Николай Иванович управляем был своим письмоводителем, а в
домашних — супругой, женщиной властной и крутонравной. Гнева жены он
действительно боялся, как грома небесного, покорно исполняя ее прихоти и наказы.
Однако и со служебными обязанностями Салтыков справлялся неплохо, сумев сохранить
не только доверие Екатерины, но и уважение ее сына, обид не забывавшего.
В покоях Павла Салтыков появился впервые в зеленом военном мундире
нараспашку. В свои пятьдесят шесть лет был он весьма худощав, росту
незначительного, голову его венчал тупей, густо напудренный и напомаженный. Острый
небольшой нос, живые карие глаза, рот, искривленный в полуулыбке, довершали его
сходство с хитрым лисом. При ходьбе граф прихрамывал, потому что по совету
85 ГАРФ, ф. 728, оп. 1 ч. 1, д. 424, л. 2.
докторов имел на ноге фантонель. Вместо сапог он носил черные штиблеты и подпирал