Хроники Вторжения

Веров Ярослав

– Да нет, он на самом деле классный мужик. Только мания у него, подвинут на американской угрозе. Ну что, теперь успокоилась?

– Да уж. Успокоил, называется. Они тебя больше трогать не будут?

– Я поговорил с Эдиком. Он сказал, что все в порядке. В общем, инцидент исчерпан, и мы можем спать.

Спать не хотелось, видимо, кристаллят не нуждался во сне. Лежать просто так или слоняться по квартире и думать, что ты больше похож на робота, чем на нормального русского человека? Неужели этот новый организм так дубово устроен?

Он подумал, что надо бы как-то умудриться заснуть, хоть на пару часиков, – и

в тот же миг уснул, если это состояние можно было назвать сном.

Проснулся он ровно через два часа. И решил поспать еще до утра. Опять мгновенно вырубился и проснулся уже с рассветом.

«Чем я стану здесь заниматься? Ради чего жить? Сегодня будет звонить Сеня. Примется изображать крайнюю степень удивления: как же так, старик, в тайне от друга обзавелся связями в «Бодриусе», добился загранкомандировки, издания книг, скромнее надо быть, старик, скромнее, и люди к тебе потянутся... А мне ни «Бодриуса», ничего на свете ненадобно. На Марсе было хорошо, но как-то у них не по-настоящему. Слишком уж мило. Так не бывает. Нашли себе беглецы приют. Это ж надо, чтобы остаться человеком, не испакостить себя ложью, гнилыми компромиссами, практически неудовлетворимыми вожделениями, распылением жизни на карьерку и сопливые пьяные разговоры о своих эпохальных проблемах – надо стать марсианцем. Что же получается? Очистился я от этого? Или куда-то поглубже закопал? Если откопать – вполне можно с человечеством поладить. Но лучше не откапывать. Просто сочинить себе цель – на день, на месяц, на год – и жить. Почему мне перестали быть интересны люди? Без этого интереса никаких целей не насочиняешь и книг не напишешь. Может, я такой и есть, и всегда был таким, каким стал? И сейчас чудно так общаюсь с собой настоящим – пустым, никчемным, бесполезным?»

Он повернул голову и посмотрел на Иру. Она спала, отвернувшись к стене, беззащитно, по-детски свернувшись калачиком. Викула поймал себя на том, что ему приятно смотреть на нее спящую. «Может, не все так плохо? – подумалось ему. – Может, еще могу любить? Всю жизнь я этого боялся – любить человека как человека, а не как объект своего интереса. Потому что тогда ведь придется последнюю рубашку ради него снять, и остальное, на что он пальцем укажет. Любить страшно. А не любить – тошно».

Эти размышления Викулы прервал звонок в дверь – непрерывная трель, как будто заклинило кнопку. «Эдик пришел, – подумалось Викуле, – пойду проверю, может, я еще и ясновидящий теперь?»

На пороге стоял пьянющий Эдик, весь в облаке спиртовых испарений. Викула не без усилия отнял его руку от кнопки звонка. Воцарилась тишина. Эдуард молчал, только сопел, осоловело уставясь в Викулино пузо.

VIII

Эдуард ни на грош не поверил Викуле. Он был уверен твердо – Викула перевербован марсианцами, антиграв сулит в качестве взятки. Но с этим он, конечно, разберется. Потом. Сейчас Эдуарда беспокоила дочь.

Риты дома не было. Сын, Самсон Эдуардович, он же – Сомик, отрок шестнадцати лет, был погружен в созерцание звездного неба, изучая его в онлайновом режиме глазами американского телескопа «Хаббл». Эдуард заглянул к нему в комнату, поинтересовался:

– А русских спутников, что, нет?

Отпрыск, не отрываясь от дисплея, ответил дежурной фразой:

– У вас, папа, все засекречено, даже звезды.

– Ладно,

занимайся, – санкционировал Эдуард.

На кухне комбайн крошил овощи для салата, видеомагнитофон показывал фильм про природу. Жена Татьяна, прижав трубку плечом, разговаривала по телефону с подругой и помешивала на сковороде луковую зажарку.

Эдуард поставил видеомагнитофон на паузу и сказал:

– Таня, кончай трепаться. Надо бы поговорить.

Таня знала эту интонацию мужа. Она быстро попрощалась с подругой, сказала, что перезвонит.

– Ну так слушаю.

– Где Рита?

– В читалке.

– Она тебе ничего такого не говорила?

– Какого такого?

– Ну, я не знаю. Замуж не собирается?

– Ага, папаша вспомнил о своей дочурке. Ей уже давно не десять лет.

– Ты что-то знаешь. Может, знаешь, кто ее избранник?

– Представь себе, знаю. Приходил.

– А я где был?

– Как всегда – в своей очередной командировке.

– И кто он?

– Звать Роман...

– Однокурсник какой-нибудь?

– Приятный молодой человек. Но не однокурсник. Если бы ты чаще общался с дочерью, знал бы, что она ходит в литературное общество...

– «Цитадель»?

– Да, кажется, так и называется. Если знаешь, зачтем спрашивать, что за допросы?

– Спрашиваю, потому что надо. Роман этот у них за руководителя?

– Да. Не понимаю – ты зачем ко мне пристал?

– Ладно, занимайся.

Эдуард удалился из кухни, Татьяна набрала номер подруги.

– Да ничего особенного, Катя, голодный муж. Да. Вспомнил, что у него, оказывается, есть взрослая дочь. И я говорю...

Эдуарду стало ясно, что имел в виду Викула, упоминая Риту. Голова сделалась совершенно пустой. Он закурил. Татьяна тут же отвлеклась от разговора и крикнула:

– Сколько раз говорила – не дыми в квартире. На лоджию!

Он не услышал жены. Взял из бара водку, налил фужер и выпил. Налил еще. Потом еще. Остатки допил из горлышка.

Через полчаса Татьяна позвала к ужину. Он обнаружил, что сидит в кресле, что пепельница полна наполовину выкуренных, а то и едва надкуренных сигарет. Подлокотники и ковер усеяны пеплом.

– Ну, отец, ты даешь. Что же с тобой будет, когда придет время стать дедом?

– Что? – взревел Эдуард. – Никогда!

– Тиран, – спокойно констатировала Татьяна, – мелкий домашний тиран очень высокого роста. Наполеон.

– Я его уничтожу, – пообещал Эдуард.

– Ну, знаешь... Так наша дочь в девках останется. Лучше уж сразу в монастырь.

– Ты же ничего не знаешь.

– Ну, наконец-то, дожились. Я, оказывается, ничего не знаю. Бросай дурить, пошли ужинать.

Он побрел следом за ней, практически не соображая, чего от него хотят. Вяло ковырял азу, механически отправляя в рот кусочки баранины. Жена с жалостью наблюдала его потуги, затем не выдержала, спросила:

– Не понимаю, что тебя так расстроило?

Он молча глянул на нее и отставил тарелку. Сын с интересом наблюдал за родителями, но, приученный отцом к дисциплине, помалкивал. Эдуард положил на стол руки и уставился в стену.

– Эдик, это уже астенический синдром. Ты нас не пугай. В конце концов, нормально, что дети вырастают, выходят замуж, рожают детей.

– Она беременна? – бесцветным голосом спросил он.

Татьяна кивнула. А сын не удержался, брякнул:

– Во здорово!