Хрустальная клетка
Шрифт:
На минуту в академии воцарилось молчание. Мы все здесь были связаны, но свою роль я ощущал в большей степени. Это было нечто, похожее на покровительство, но я не был уверен, что хотел владеть подобным.
В коридоре послышались чьи-то тихие шаги. Пепельноволосая дотронулась до моего плеча, тьма окутала всех нас, и мы буквально растворились в ней. Вейн была напугана сегодняшней ночью. Ни темнота пугала её, что-то неизвестное, что манило её лунным светом.
– Что ты делаешь здесь одна? Тебе не кажется, что слишком поздно? – тяжёлая рука легла на её плечо, заставив вздрогнуть от неожиданности весь её разум.
Сэм требовательно смотрел
– Мне не спалось, – Вейн было неловко признаться в этом.
На лице Фатенхеджа засверкало изумление, преобразив его суровый взгляд. Отпустив её плечо, он потрепал её по мягким волосам, как какого-то неразумного ребёнка, за которым нужно было постоянно присматривать. Это чрезмерно смутило её, проявив неловкую улыбку.
– А ты что делаешь среди ночи вне своей комнаты? – она поймала его за живое, ведь он совершенно не ожидал, что Вейн спросит его об этом. Его вопрос, так сказать, пошёл против него самого.
– Я искал своего друга. Мне нужно было поговорить с ним, но, как видно, его здесь уже нет.
– Назначаете друг другу встречу, проживая в одной комнате? Странно, тебе не кажется?
– Если бы я не знал Энгиса, то тоже посчитал это странным, но лишь ночью он не забивает свою голову повседневной ерундой, считая то необходимым.
– Энгис…, – Вейн опустила голову, вспоминая моё недавнее пренебрежение к ней, – он такой странный. Прошло совсем немного времени с тех пор, как он переживал обо мне, встретив в парке, а теперь…. в нём что-то резко изменилось.
Сэм прекрасно понимал чувства девушки, пытаясь внедрить себе ту мысль, что он по-прежнему хорошо знает своего друга. В какое-то время он тайком сомневается в этом, пытаясь всё же сохранить мой первозданный образ.
– Слушай, – он крепко обнял Вейн, как ребёнок, готовящийся ко сну, при том чем-то напуганный в ночной темноте, – я не думаю, что человек может начать новую жизнь без воспоминаний о тех людях, которые были рядом с ним. Энгис никогда не забудет твоей улыбки, ведь я знаю, он запомнил её на всю жизнь. Вейн, у тебя…. Превосходная улыбка!
По её бледному лицу разлился багровый румянец, она и не думала, что её кто-то сможет назвать превосходной, приняв такой, какая она есть. На тот момент она не знала, что является индивидуальностью, а ведь она очень боялась стать похожей на серую массу людей, настолько похожих друг на друга, что зачастую даже их имена звучат одинаково.
Глава 8.
Ночь укрыла академию непроглядной темнотой, точно таинственной вуалью. В кабинете ректора Вальмонта горел тусклый свет настольный лампы. Ректор, как всем казалось, редко спал по ночам, а многие и вовсе утверждали, что сон никогда не мог овладеть им. Вальмонт разглядывал своё отражение в зеркале, наблюдая за своим отражением, точно за каким-то преступником. В его окно что-то врезалось, издав приглушённый жалостливый писк. Поспешив заглянуть через массивные шторы, ректор усомнился в том, что вообще что-то слышал. В кабинете его стало слишком много замкнутого пространства, в котором он больше не захотел находиться ни минуты. Открыв окно, он вдохнул холодный ночной воздух, пропитанный запахом мокрой земли. Ступив на балкон, он тут же замер, услышав неприятный хруст под ногой. Это был голубь, всё ещё воркующий, но не способный подняться.
– Эх, бедное создание, – Вальмонт поднял его, приблизив к своим глазам, чтобы рассмотреть раны птицы. Его крыло
В этот момент ректор ощущал тревогу и ответственность за это слабое, сломленное жизнью существо, поэтому-то он и решил принять голубя в стены академии, дав возможность излечить эти физические и душевные раны.
Глаза мои слепил приглушённый свет настенных свечей и огромной люстры посреди шикарного зала, заставленного декором классицизма. В помещении был приятный мне холодок, который успокаивал и убаюкивал меня. Камин, истощающий языки алого пламени, смотрел на меня, точно спрашивая, достаточно ли мне тепла, которое, по сути дела, было не так уж и важно для меня. Я уверен, что был в этом здании один, но скоро по шикарной резной лестнице раздались торопливые шаги, раскатом грома отзываясь в моём сердце. Я знал это место, я помнил эти шаги, но не мог понять, что мешает мне вспомнить жизнь в этих стенах…. Точно очень давно меня лишили всех дорогих воспоминаний. Шаг и ещё один шаг…. Сердце волнительно трепеталось в моей груди. Время томило меня, но я был город, с терпением встретив женщину в пышном платье чёрно-бежевого цвета, держащаяся за руку мужчины в строгом костюме. Глаза женщины загорелись, на лице её не было определённой эмоции, все они смешались, не имея возможности собраться в одно единое чувство.
– Энгис, мы так долго ждали тебя, – сорвавшись с места, женщина бросилась на меня, вглядываясь в отражение моих взволнованных глаз, – Как же мы скучали, ожидая того момента, когда ты сможешь снова вернутся к нам, вернуться домой.
– Мы знаем, что ты ничего не помнишь, но порой воспоминания уничтожают всё живое, – добродушная улыбка осветила лицо мужчины, на которого, как мне показалось, я был невероятно похож, – Энгис, с возвращением домой!
Дом, в котором я был рождён, в котором провёл счастливое время детства и где я когда– то был потерян. Поместье Кёллерспот смотрело на всё свысока, выглядывая из игольных верхушек елей. Здесь никогда не восходит солнце, не проникает ни единый луч света, а всё потому, что жизнь за гранью реальности не может ужиться с миром людей.
– Хозяин, – снова демоны склонили передо мной колени, признав как своего наставника, отчего мне было как-то не по себе, иными словами, я не хотел этого подчинения со стороны моего прошлого.
– Поднимитесь, – приказал я им, вызвав удивление в их глазах.
– Вы не требуете нашего подчинения к Вам?! – на лице пепельноволосой застыло удивление, что заразило и других, – Мы готовы пойти ради Вас на всё, поверьте.
– Я знаю, но любой из вас достоин того, чтобы обращаться ко мне на ты, даже если вам кажется это иначе.
– В любом случае, мы всегда будем твоими верными единомышленниками, – голос рыжеволосого парня звучал несколько странно, растеряно. Ему было сложно обратиться ко мне на ты.
Всё происходящее здесь не даёт мне покоя. Нет ни единой минуты, чтобы я остался один, без присмотра. Вглядываясь в глаза Терезы и Чарльза, как позже выяснилось, моей матери и отца, я видел незримое великое счастье, наверное, которое было присуще только родителям, ведь только они могут видеть тебя таким, какой ты есть на самом деле. Из всех тех рассказов, которые они с гордостью рассказывали мне, я понимал, дороже того места, где тебя ждут и любят, на свете нет, кроме родного дома.