Хрустальная сосна
Шрифт:
Что играю в опасную игру, поскольку в какой-то момент совершенно точно осознал, что давно отношусь к девочке Жене не как к ребенку, а как к маленькому существу женского пола, заключенному пока в детскую оболочку.
Это, конечно, было смешным.
Но порой она подходила ко мне, сидящему перед монитором, и рассматривая что-нибудь, наклонялась низко, задевая меня своими волнистыми волосами. По-детски невинно опиралась сзади на мое плечо, и я чувствовал на своей щеке ее чистое дыхание… В такие минуты я нечаянно забывал о своем возрасте и казался сам себе Жениным ровесником, у которого впереди еще целая жизнь,
Да, игра была опасна. Я не хотел заменять девочке общение со сверстниками и вообще весь остальной мир. Я боялся ее растущей изо дня в день привязанности.
Умом я понимал, что наши встречи надо немедленно оборвать под каким-либо предлогом типа моей долгой командировки, а потом не возобновлять в надежде, что за время Женя отвыкнет от меня и жизнь ее пойдет нормальным образом.
Но… Но я все собирался и никак не находил в себе сил. Потому что в какой-то момент вдруг сам с удивлением понял, что на всем свете кроме Жени не осталось ни одного реального и действительно близкого существа, которому бы я был рад, и которое было бы радо в ответ самому феномену моего существования… И не важным виделся бесспорный факт, что наша взаимность в принципе никогда не могла стать истинными отношениями мужчины и женщины - смешным казалось даже называть по-настоящему женщиной пятнадцатилетнюю Женю - важно было, что мы испытывали радость и тепло, будучи рядом. А ничего большего, если признаться честно, мне уже и не требовалось…
Поэтому сегодня, скрепя сердце и чувствуя, что все-таки допускаю некоторую ошибку, я пустил ее в свой дом.
И сидел сейчас перед ярко кричащим телевизором, ожидая, пока она переоденется за белой дверью моей спальни.
10
– …А вот и я, дядя Женя!
Я поднял голову. Переодевшаяся, подкрасившаяся и благоухающая Женя вошла в гостиную и нерешительно остановилась у порога. В неимоверно короткой юбке, едва высовывавшейся из-под узкого зеленого пиджачка, с распущенными волнистыми волосами, в неизвестно откуда взявшихся туфлях на высоком каблуке, покачиваясь на своих длинных, тонких но сильных ногах, сверкающих юно и золотисто, она напомнила мне молодую, упрямо тянущуюся вверх сосенку, приткнувшуюся на опасном краю обрыва…
При чем тут сосенка и при чем тут обрыв, - я отогнал прочь непонятно пришедший образ, и сказал:
– Так что стоишь? Вошла, так садись…
– Это вам, дядя Женя, - девочка радостно сияла, протягивая мне коробку шоколадных конфет с коньячной начинкой.
– С Новым годом вас!
– Ну, это уж совсем лишнее… Спасибо, конечно, - почему-то смутился я, кладя конфеты на столик.
– А вот я-то тебе ничего и не приготовил…
– Лучшие мой подарочек - это вы, - смеясь, пропела Женя и опустилась на мой узкий двухместный диван.
Села свободно, закинув ногу на ногу - так, что ее детские колени, помещенные в настоящую женскую оболочку, сверкали тепло и матово прямо перед моими глазами, и у меня, при всем спокойствии и разуме, не хватало сил отвести взгляд. И в то же время было совестно и совершенно невозможно смотреть на ноги этой девочки так, как спокойно бы я любовался, сиди рядом взрослая женщина. В этот момент в передней заверещал сотовый телефон. Наверное, Женин, оставленный в кармане
– Извините, дядя Женя, я на секунду, - пробормотала она и выбежала из комнаты.
– Да… А что… Представь себе, встречаю… - слышал я ее отрывистые слова, произносимые резким, незнакомо жестким голосом.-Где-где… - в Караганде! В общем, все. Ты меня уже затрахал своей душевной простотой. Надоел, как… Как не знаю, что. Ищи другую дурочку. И хватит. Хватит мне звонить. Все!
Раздался щелчок крышки, потом характерный длинный писк отключаемого телефона.
– Ну вот, наконец-то мы с вами вдвоем и ну их всех на… фиг, - счастливо улыбаясь, Женя вернулась в гостиную. Села рядом со мной, и принялась совершенно по-детски ерзать, устраиваясь удобнее в своей практически несуществующей юбке. И опять ее невозможно оголенные ноги сияли перед мной, не давая оторваться даже мысленно. Я вздохнул.
– Так вы в самом деле один Новый год встречаете?
– спросила Женя, усевшись наконец и выставившись сильнее прежнего. И даже не замечая этого: настолько естественно и легко получалось у нее демонстрировать свое юное, совершенное, гибкое и соблазнительное тело, созданное именно для абстрактного восхищения, и пока ни для чего более серьезного.
– Как видишь. Я всегда его встречаю один. По крайней мере, последние лет десять. Или даже больше, - серьезно ответил я.
– А ты как собираешься встречать?
– То есть как это - "как"?
– удивленно поднялись Женины брови.
– Я его уже встречаю. С вами.
– То есть как это "со мной"?
– пришел черед изумиться мне, как будто до сих пор я все еще принимал происходящее за игру.
– Ты разве не по пути куда-то ко мне на минутку забежала?
– Нет, - она взглянула на меня в упор, обдав проницательным спокойствием своих взрослых серых глаз.
– Я не по пути. И не на минутку. Я пришла к вам. Чтобы встретить с вами Новый год.
– Ко мне?… Но… Не понимаю. В твоем возрасте этот праздник вообще-то дома встречают. Или в компании сверстников.
– Дома всем все до лампочки. Мама упорола с Виталием - они своим банком ресторан откупили на всю ночь, не помню уж какой. Бабушка с дедушкой в полпервого лягут спать. А мои сверстники - прыщавые дебилы с мозгами между ног, - четко проговорила она, явно повторяя чужие слова.
– Навстречалась с ними в прошлом году, до пенсии теперь хватит.
– Нет, но все-таки…- я все еще не мог поверить, что эта девочка, которую я считал живущей своей собственной, по-детски полноценной жизнью, пришла встречать новый год ко мне.
– Как же так…
– Ладно, дядя Женя, - улыбнулась она.
– Вы что - не рады мне?
– Нет, почему же… Я очень даже рад.
– А если так, то скажите, где взять второй прибор - скоро все-таки Новый год, надо приготовиться.
Она ушла на кухню за тарелкой, вилкой и прочими необходимыми вещами. А я все сидел, ошарашено глядя на огромный экран своего телевизора, где пошло кривлялись одни и те же, переходящие из года в год и из века в век, раскормленные морды московских артистов. И пытался пережить, и пытался понять: что же это такое вдруг начало происходить со мной перед самым концом тысячелетия? Принеся тарелки, Женя заняла свое место. Я больше не мог выносить вида ее яростных коленок. Достал из шкафа чистую салфетку, бросил ей со словами: