Худшее из зол
Шрифт:
— Проголодались? — спросила Пета.
— Не очень.
Повсюду поросшие сорняками пустыри с кучами мусора. Из-за давившего сверху низкого свинцового неба казалось, что этот мрачный темно-серый ландшафт растянулся на сотни километров.
— Куда сейчас?
— К участку, который на карте называется Бродлендз, — отозвался Донован. — Уже, похоже, недалеко.
— Господи, — воскликнула Пета, когда они подъехали к поселку, — ну и картина!
Почти во всех построенных более
Дома все меньше походили на пригодные к обитанию, но там все равно кто-то жил.
— Град Божий. — Пета покачала головой.
— Только солнца нет, — заключил Донован.
Из опасения налететь на кочку или булыжник, а то и попасть в незаметную яму, Пета ехала на черепашьей скорости — Донован постоянно смотрел в карту и сверял адрес. Наконец они остановились у нужного дома.
Штукатурка с каменной крошкой, которой он был покрыт, потрескалась и отваливалась, на грязных окнах висели засаленные занавески в сеточку. Старая гнилая крыша поросла мхом. На углу дома высилась гора мусора и отходов. Входная дверь, похоже, когда-то была выкрашена в зеленый цвет.
— Нам сюда? — Пета не скрывала отвращения.
— Сюда.
Они прошли к дому по едва заметной тропинке. Донован набрал в легкие побольше воздуха и постучал.
Подождал.
За дверью громко залаяла собака.
Через некоторое время послышались тяжелые шаги.
— Кто там?
Голос был хриплым, скрипучим.
Пета насторожилась.
— Тошер, это вы? — крикнул Донован. — Может быть, вы меня помните? Меня зовут Джо Донован. Я когда-то работал корреспондентом.
— Да… — Ответ прозвучал с надрывом и свистом, как будто вырвался прямо из разрушенных легких, за ним последовал звук, который в равной степени можно было принять за лающий смех и за предсмертный хрип. — Как же, помню. А теперь проваливай.
Донован и Пета переглянулись. Внутри продолжала истошно лаять собака. Донован попытался уговорить Тошера:
— Понимаю, Тошер, что вы, возможно, не желаете со мной беседовать, но не могли бы все-таки уделить мне минут пять-десять, не больше?..
Из-за двери несся только собачий лай.
Донован посмотрел на Пету, пожал плечами:
— Я заплачу.
— Сколько? — после некоторой паузы последовал вопрос.
— Пятьсот фунтов.
Из-за
— Тысячу.
— Тошер, у меня с собой только пять сотен. Решайте — или столько, или ничего.
Послышалась возня. Хлопнула дверь внутри, и собака уже лаяла где-то в глубине. Потом донеслось лязганье снимаемой с двери цепи, открывающихся щеколд и замков.
Донован попытался скрыть потрясение при виде стоявшего на пороге человека. Это был Тошер, но от самоуверенного красавца байкера не осталось и следа. Перед ними стояло физическое воплощение голоса, который они слышали из-за двери. Когда-то черные как смоль волосы поседели. По-прежнему длинные, они висели клочьями, сквозь них поблескивал розовый череп. Лицо покрывали глубокие морщины — словно кто-то высосал из него жизнь. На иссохшем теле висели дешевая футболка и джинсы. Он вроде был того же роста, но казался ниже, словно тело, скрюченное страшным ударом, так и не смогло распрямиться.
Но ужаснее всего были глаза. Совершенно мертвые, они словно закрылись после чего-то жуткого, что им довелось увидеть.
— Да уж, — проскрипел Тошер, прекрасно понимавший, почему Донован так на него смотрит, — два года — срок немалый.
Не говоря больше ни слова, он повернулся и пошел в дом тяжелой шаркающей походкой. Донован и Пета восприняли это как приглашение, закрыли за собой дверь и последовали за хозяином.
Тот прошел в комнату и медленно опустился в старое потертое велюровое кресло. Донован и Пета сели на такой же видавший виды и весь в пятнах диван напротив.
В соседней комнате не унималась собака, теперь она еще и скреблась в дверь.
Помещение больше походило на свалку. Старый телевизор в углу на перевернутом ящике из-под консервов. Запчасти от мотоцикла, разбросанные по полу. Старые пивные банки. Переполненная окурками пепельница из паба. Осколки и обломки — свидетельства сломанной, поруганной жизни.
Донован вздрогнул: узнаваемая картина.
Если бы он продолжал жить как раньше, его бы вскоре постигла та же участь.
Он вспомнил вчерашний вечер и почувствовал тошноту. Решил не обращать на нее внимания.
Он должен работать.
— Заткнись, Золтан! — то ли рыкнул, то ли прокричал Тошер и зашелся приступом кашля. Собака продолжала лаять.
— Кто это? — Тошер кивнул в сторону Петы.
— Пета Найт. Коллега:
Тошер кивнул, на секунду в глазах зажегся огонек, как у прежнего Тошера при виде хорошенькой женщины, но тут же погас, уступив место отвращению к самому себе.
— Что-то не очень ты торопился, — сказал Тошер.
Донован нахмурился.