Худышка
Шрифт:
– То есть я стану кенгуру? – бормочу я.
Но и это Рэта не останавливает. Он выезжает на стоянку и вертит головой в поисках свободного места для парковки.
– В этот мешочек помещается примерно одна столовая ложка твердой, непрожеванной пищи. Пища пережевывается зубами примерно за три-четыре раза.
– Восхитительно, – говорю я, указывая ему на парковочное место. – Вон там свободно.
– Таким образом, если ты будешь хорошо прожевывать пищу, в своем мешочке размером с мячик для гольфа или куриное яйцо ты сможешь хранить приблизительно три столовые ложки пищи.
Три
Весы – первое, что я замечаю, когда захожу в медицинский центр.
Крошечная женщина в ореоле растрепанных белых волос измеряет мой рост и жизненные показатели. Рэт следует за нами и записывает каждое значение в свой зеленый блокнот. Я хмурюсь, чтобы он понял, насколько я серьезна, и велю ему сесть, но Рэт полностью игнорирует мои слова. Весы все ближе, а он не отходит от меня ни на шаг. Я начинаю паниковать и задыхаться. Не заставляйте меня это делать. Не заставляйте меня это делать. Не. Заставляйте. Меня. Это. Делать.
– Уйди, – говорю я, но Рэт уже ждет меня рядом с весами с блокнотом наготове.
– Мне нужно зафиксировать отправную точку, – говорит Рэт, переворачивая страницу в блокноте.
– Пожалуйста, – шепчу я, не готовая к такому. Я не хочу, чтобы Рэт это увидел. – Я сама скажу тебе, сколько вешу. Не обязательно записывать это сейчас.
– Вставай на весы, – говорит женщина. Она мило улыбается, но полностью игнорирует все мои просьбы. Скорее всего, от пациентов она уже слышала каждую существующую в мире отговорку, поэтому ее броню не пробьешь.
Я глубоко вздыхаю и встаю на ненавистную металлическую платформу. Женщина терпеливо катает грузик по шкале влево и вправо. Снова и снова. Снова и снова. Пока баланс наконец не восстановлен. Сто тридцать семь килограммов. Рэт заглядывает ей за плечо, и я жду выражения абсолютного ужаса на его лице.
– Боже мой! Поверить не могу, что человек может столько весить, – шепчет Скинни мысли Рэта прямо мне в ухо, и я сжимаюсь от смущения.
Я смотрю на Рэта, мои щеки пылают от стыда, но ему, похоже, удается скрыть свое отвращение. Он, не отрывая взгляда от блокнота, записывает в него результат.
После того как я отвечаю на все вопросы о своих предпочтениях в еде и заканчиваю процесс регистрации, я оглядываюсь в поисках Рэта, но его нигде не видно. Теперь, когда он действительно нужен мне, он исчез? Пробормотав в никуда слово «придурок», я ищу два свободных места. Сажусь с краю, чтобы не пришлось быть зажатой между другими людьми, и кладу сумку на соседнее свободное сиденье. Скорее всего, Рэт вот-вот вернется. От нечего делать осматриваю комнату. Здесь около десяти человек. Сразу ясно, кто тут для операции, а кто для поддержки. Я, определенно, самый молодой пациент из всех присутствующих.
Огромная женщина в фиолетовых стрейчевых штанах медленно садится передо мной. Пластиковые трубки вставлены в ее нос и ведут вниз, к кислородному баллону на колесиках. Она вовсе не стара, но дышит с таким трудом, что я слышу
– Ты тоже такой будешь. Скоро… очень скоро.
Я не хочу смотреть на женщину в фиолетовых штанах. Мне становится слишком грустно. Отчаянно верчусь, в надежде обнаружить Рэта, и наконец замечаю его в уголке беседующим с моим врачом. Он что-то лихорадочно строчит в своем блокноте, кивая всему, что говорит доктор Вилкерсон. Пытаюсь поймать взгляд Рэта, но он, как всегда, не замечает ничего вокруг.
Взвешивавшая меня женщина поднимается на подиум и приветствует всех собравшихся. Комната заполняется аплодисментами, и Рэт наконец отрывается от своего блокнота. Я отчаянно сигнализирую ему сесть рядом. Он пишет что-то в блокноте, пока идет ко мне, но все-таки садится.
Растрепанная женщина представляет нам доктора Вилкерсона, он же Авраам Линкольн в моих мыслях, а затем занимает место рядом с проектором. Доктор поднимается на подиум и также всех приветствует, вежливые аплодисменты в ответ. На экране появляется первый слайд со схематическим изображением желудка, и доктор Вилкерсон сразу же переходит к делу, объясняя, зачем мы все здесь собрались.
Рэт безостановочно пишет что-то в своем блокноте. Иногда он срисовывает схемы со слайдов, а иногда издает какие-то неясные звуки, видимо выражающие согласие со словами доктора Вилкерсона. Я изо всех сил стараюсь его игнорировать.
Доктор продолжает рассказывать о тонком кишечнике и абсорбции [26] . Я уже второй раз слышу его пояснения, но по-прежнему не могу понять. Хмурюсь, упорно пытаясь разобраться в потоках медицинской терминологии. Биология никогда не была моим любимым предметом. Я с трудом отличаю желудок от почки, но главное я все же поняла мои внутренности никогда не будут прежними.
Никогда.
Рука Рэта взмывает вверх. Я закатываю глаза, съезжая по спинке стула. Серьезно?
26
Абсорбция (всасывание) – способность тканей усваивать необходимые им молекулы, служащие для питания.
– Так в чем преимущества операции шунтирования желудка? – спрашивает он, когда доктор жестом разрешает ему говорить.
– Ну, как вы можете видеть, – доктор Вилкерсон указывает на рисунок у себя за спиной, и Рэт кивает, – процедура приводит к потреблению меньшего количества пищи, что, в свою очередь, способствует значительному снижению веса в первые шесть месяцев после операции.
Несколько человек в зале кивают. Значительное снижение веса – слова, которые все мы хотим услышать, и это стоит всех затраченных усилий. Но надежда – это слишком хрупкий цветок в окаменелой почве моей души. Я не знаю, как его взрастить, и я потрясена его видом.