Худышка
Шрифт:
– Так ты знаешь об этом?
– Ты думаешь, я телевизор не смотрю? – Она поразительно глупа. – А тебе бы понравилось, если бы кто-нибудь предложил тебе разрезать себя и заменить внутренности, чтобы потом ты смогла стать нормальной?
– Все лучше, чем… – Она замолкает, осознав, что зашла слишком далеко.
– Уходи, Бриелла.
– Слушай, прости. Я не это имела в виду.
– Нет, именно это, – говорю я. Я хочу причинить ей ответную боль и знаю, как это сделать. – Ничего удивительного, что из вас двоих популярна Линдси. Ты младшая сестра Великой Линдси, но кем ты будешь, когда
– Поздравляю! Ты толстая и злая, – заявляет Скинни.
– А знаешь, плевать. Лежи здесь и ничего не делай. Мне все равно.
Бриелла наконец уходит. Выскочив из моей комнаты, она с грохотом хлопает дверью. Шум разбудил Роксану, и она снова запрыгивает на кровать. Растягивается вдоль моего тела, кладет голову мне на живот и смотрит на меня грустными, сочувствующими глазами. Я почесываю ее за шелковистыми гладкими ушками, пока глаза щена вновь не закрываются и она не начинает посапывать.
Неважно, что Бриелла думает обо мне. Ей меня не понять. Меня не найти. Никому.
Вытаскиваю из прикроватной тумбочки большую пачку M&M’s и разрываю ее зубами, стараясь не разбудить спящую собаку. Ничего не выходит. Роксана подскакивает от малейшего шуршания пакета и с надеждой смотрит на меня.
– Шоколадные лабрадоры не едят шоколад, – говорю ей в сотый раз, и Роксана плюхается обратно на кровать.
Я беру горстку драже и закидываю их в рот. Мои руки, словно варежки, пальцы не отличить друг от друга. Съев еще две пригоршни конфет, я останавливаюсь. Снова запихиваю наушники поглубже в уши, но музыка не останавливает шум в моей голове.
Не то чтобы я раньше не думала об операции. Но то, что во время нее я могу умереть, пугает меня до чертиков. У меня в голове есть дверь. Черная, с большими красными буквами, которые соединяются в одно единственное слово: «Смерть». И хотя я стараюсь не подходить к ней слишком близко, я немного знаю о том, что ждет меня за ней. Это черный смерч, вроде тех, что я видела по телевизору и в кино. Они несут за собой все, что попадается на пути: коров, дома, заборы. Закручивают их в вихрях своего черного ветра. Но все же этот смерч немного другой: вместо того чтобы вознести меня к небу, он тянет меня вниз, все ниже и ниже, в мир, который отличается от всего, что я знаю, в мир где «сейчас» становится «когда-то».
Воспоминания детства крутятся в нем вместе с коровами, заборами и домами. И в каждом воспоминании моя мама. Вот мама помогает мне в первый раз испечь печенье, у меня важное задание – облизывать ложку. Вот мама выносит к гостям торт в мой седьмой день рождения, свечи освещают ее и без того сияющее лицо. А вот мама держит передо мной большое желтое ведро, не давая моим волосам упасть на лицо, пока меня рвет из-за того, что я переела конфет на Хэллоуин, когда мне было десять. А на земле, у основания этого ужасного черного торнадо, мамы нет.
Хуже смерти только надежда. Что, если я начну надеяться на то, что стану нормальной, а ничего не получится? Я сбрасываю пять
– Я знал, что у нее ничего не получится.
– Я же тебе говорила.
– Бедняжка.
– Как ужасно.
– Ты только посмотри на нее.
Жалость от самых добрых. Злорадство от остальных.
Слезы стекают из уголков моих глаз и катятся по лицу на подушку, оставляя мокрые соленые следы моей жалости к самой себе. Накидываю одеяло на свое огромное тело. Я так устала смотреть на свою тюрьму. «Злая» помогает мне отвлечься.
Прекрасный принц
Глава четвертая
Сегодня церемония вручения весенних наград. Я стою в очереди на сцену между Вольфгангом Хинесом и Кристен Роджерс.
Кристен стоит прямо передо мной. Сосредотачиваюсь на ее затылке, на естественно вьющихся светло-русых волосах, ниспадающих до середины спины. Кристалл Роджерс, мама Кристен, стриптизерша в отставке, дает уроки танцев в воскресенье после обеда бесплатно, если вы принесете с собой церковный бюллетень. Естественно, на вас обязательно должна быть одежда и она танцует только под «христианскую» музыку.
Оглядываюсь на Вольфганга. Он переминается с ноги на ногу, глядя куда-то поверх моей головы. Как будто он меня не замечает. Ну да, конечно.
– Он просто в ужасе от того, что ему придется сидеть рядом с тобой. Вечером на тренировке он будет в красках описывать этот восхитительный опыт другим футболистам, – сообщает мне Скинни.
Мне трудно его винить. Любому очевидно, что я сюда не вписываюсь. Кто-то расставил на сцене раскладные деревянные стулья. Стулья стоят вплотную друг к другу. Кристен – девушка самых обычных размеров, наверняка она весит не больше пятидесяти килограммов. Я смогу занять часть ее стула.
А вот с Вольфгангом все не так просто. Он довольно крупный парень: футболист, да еще и опытный охотник, который готов каждый раз пропустить занятия в школе ради начала охотничьего сезона. Его семья в данный момент продвигает законопроект, позволяющий слепым людям охотиться из ружья с лазерным прицелом на любую разрешенную дичь. Вольфганга даже цитировали в хантсвиллской газете: «Это позволит еще большему количеству людей получать удовольствие от охоты, и я считаю, что это здорово». Действительно, что тут может не понравиться? Толпа слепых людей в лесу, стреляющих из ружья.