Хвала и слава. Том 2
Шрифт:
— Ты столько раз говорила, что это была ошибка с твоей стороны.
Оля не ответила.
К ним опять подошла Эльжбета.
— Есть великолепная индейка с шампиньонами, — сказала она.
— Пани Шиллер в кухне? — спросила Оля. — Нет ли у нее ключа от квартиры? Анджей взял мой.
— Да, мама в кухне. Пройди туда.
Оля отправилась в кухню. Спыхала остался наедине с Эльжуней. Она села к столу.
— Помните вы тот день в Одессе? — спросил Спыхала.
— Какой именно?
— Не так уж много, — усмехнулся Спыхала. — Я ведь почти сразу уехал в Галицию.
— Да, правда.
— Я подумал о том дне, когда мы все были у Володи Тарло. Помните?
— Помню. Прекрасно помню. Каждую мелочь. Некоторые периоды жизни почему-то сливаются в серое пятно, а в воспоминаниях о других уцелела каждая подробность — чья-то улыбка, чье-то слово… А то вдруг сверкнет что-то…
— На шее у Ариадны тогда был жемчуг, — подхватил Казимеж, глядя в пространство, словно перед ним засверкал вдруг этот жемчуг.
— Скажите, что произошло с этим Антеком? — быстро спросила Эльжбета. — Я хотела узнать у вас, пользуясь тем, что нет Оли.
— Его убили немцы. Всех их перестреляли в усадьбе. Ночью…
— Почему?
— На этот вопрос ответа нет… Действия немцев объяснить невозможно.
— А как Оля?
— Приходится держаться. Ведь у нее еще есть дети.
— Этот Анджей тоже такой неосторожный…
Спыхала улыбнулся.
— Нынче все молодые неосторожные.
— А больше всех Губерт, — убежденно сказала Эльжбета.
В ресторане появился высокий, элегантный немецкий летчик. Слегка поклонившись Эльжбете, он занял столик в углу.
Эльжбета многозначительно посмотрела на Спыхалу.
— Это Виттельсбах, кузен мужа Розы, — шепнула она.
— Один черт, — тоже шепотом ответил Спыхала.
Эльжбета вернулась к своим расспросам:
— А кто застрелил Марысю Татарскую?
Спыхала развел руками.
— Откуда мне знать? — сказал он, усмехнувшись. — Вероятнее всего, немцы.
— Что вы выдумываете! — рассердилась Эльжбета.
Но Спыхала прижал палец к губам. Эльжбета ушла.
Вернулась Оля. Садясь за стол, она с удивлением посмотрела на немецкого офицера.
— Мы останемся? — спросила она Казимежа.
— Сразу нельзя уходить. На это обратят внимание.
— Но мне неприятно здесь оставаться, — довольно громко сказала Оля. Офицер бегло взглянул на нее.
— Надо остаться, — настойчиво повторил Спыхала. Они занялись едой.
— Я давно уже хотела тебе сказать, — прервала молчание Оля. — Это неправда, что я была в оковах. Я была очень счастлива с Франтишеком.
Спыхала выпрямился, отложил вилку и некоторое время пристально смотрел на Олю.
— Это значит, — сказал он, — что ты не счастлива
Оля как-то странно засмеялась.
— А кто тебе сказал, что я счастлива? — И, вытирая рот салфеткой, добавила решительно: — Ну подумай серьезно: могу ли я говорить о таких вещах, как счастье?
— Почему же нет?
— Потому что счастье — это молодость. Мы слишком стары для счастья. Для меня, я хочу быть искренней, самое важное — это мои дети. Важнее, чем ты и твое счастье.
— Не надо говорить мне об этом. Я сам давно все знаю.
— Ну вот, тем более. Как можно говорить о каких-то чувствах после того, как не стало Антека?..
— Но ведь это совсем разные вещи, — Спыхала слабо защищался.
— Или после того, что стало с Анджеем!..
— Ас ним что такое?
— Он убил. Понимаешь ты это? Мое дитя, выпестованный мною Анджей… убил. Как он мог это сделать?
— Откуда тебе стало известно, что это он?
Казимеж парировал ее нападки все более неуверенно.
— Не говори так. — Оля нахмурилась.
— Что с тобой, Оля?
— Ты хорошо знаешь, что со мной. И смешно, что ты при этом говоришь о счастье. Смешно.
Помолчав, она добавила:
— Я даже сказала бы — подло.
Спыхала холодно посмотрел на нее.
— Тебе не кажется, что ты употребляешь слишком сильные выражения?
Оля больше не сдерживала себя.
— А ты слишком жесток! — сказала она. — Как можешь ты говорить сейчас о какой-то жизни?.. О нормальной жизни? Разве это жизнь — то, в чем мы погрязли? Взгляни, что делается вокруг.
— Я знаю об этом больше, чем ты.
— И поэтому мы едим индейку с шампиньонами?
— Опомнись, Оля, — спокойно сказал Казимеж и прикрыл ладонью ее руку. — А что же нам делать? Больше, чем мы делаем, — нельзя. Поверь мне, сейчас ко всему надо подходить с новой меркой. Ты говоришь, что это не жизнь. Может быть, мы еще будем вспоминать это как настоящую жизнь. Потому что каждая минута жизни означает избавление от смерти.
Оля опустила глаза. Она чуть не плакала.
— Одно ты мне должен обещать, — сказала она, помолчав, — что мы никогда больше не придем сюда.
Спыхала отнял руку.
— Если ты так хочешь, могу обещать тебе, — сказал он. Но затем добавил: — Но даже и таких обещаний мы не можем сейчас давать. Не можем противопоставлять свои планы и намерения интересам дела. А если еще раз придется ради дела прийти сюда?
Оля вздохнула.
— Отказаться от всяких планов трудно. Иногда они так необходимы. — И, не глядя на Казимежа, добавила: — Иногда необходимо создать искусственную дамбу, чтобы повернуть течение реки. Правда, такая река не несет чистой воды.