i 77717a20ea2cf885
Шрифт:
Ой, сейчас опять зареву. Пойду-ка я.
– Да погоди, - он меня перехватывает, - что ж ты убегаешь от меня всё время, лапушка...
И притягивает к себе, и обнимает ласково.
– Ой, - вспоминаю я и отстраняюсь.
– Васюта, ты прости... Но ты бы мне хоть платье расстегнул. Не думай ничего плохого, просто у меня не получается, я уж сколько раз пыталась. Не Яна же мне просить? Сам понимаешь...
Он молча заходит мне за спину. Пуговки махонькие, на тоненьких ножках, пока это их Васюта своими
– Готово.
– Его голос неожиданно суров.
– Сама дойдёшь, что ли? Как есть непутёвая... Или донести?
Донести, чуть не срывается у меня. От того, что я до сих пор в каком-то дурном состоянии полусна-полубодрствования, в голову приходит невесть что. Васюта, приобняв, провожает до светлицы. На пороге сурово спрашивает:
– Эй! А должок?
Да? А я ему что-то должна?
Пока ворошу память, тупо пытаясь сообразить, в чём это я провинилась, он неожиданно берёт меня за подбородок. Я чувствую его дыхание, щекотку от бороды и ... жёсткие губы.
У меня вдруг слабеют ноги.
Чтобы не упасть... конечно, только чтобы не упасть, я обхватываю его за могучую шею. Васенька, ты что это? И понимаю, что говорю вслух.
– А я что?
– грустно отвечает он.
– Люба ты мне. Могла бы и догадаться, лапушка.
Остатки сонной одури с меня слетают окончательно, и только сейчас до меня потихонечку доходит, что, собственно говоря, творится. Время позднее. Я - на пороге спальни, не одна, между прочим. И в этом самом, расстёгнутом во всю спину платье, заспанная, чудная и беззащитная.
И остатками ума соображаю, что не домогнётся ведь. Не просто так он на порожке застрял. Как я сейчас решу, так и будет.
Немеющей от страха рукой толкаю дверь светёлки.
– Заходи. Разберёмся, кто кому должен.
Он склоняется к моему уху.
– Ваничка, лапушка, я ж не просто так зайду. Я ж... навсегда зайду. Не пожалеешь?
И это "навсегда" меня добивает.
– Мне, можно сказать, каждый час дорог, - говорю сурово, - а ты тут упираешься. Заходи, кому сказано!
Платье само сползает под его взором. Остывшая постель холодит спину. На губах моих - вкус полыни и зверобоя.
– Всё у тебя будет хорошо, - шепчет он.
– Только верь мне, Ваничка...Медовая моя...
– Вася, - отвечаю, в какой-то момент опомнившись и не веря в происходящее, - ну, на кой я тебе сдалась? Не девочка уже, и непутёвая, сам говоришь...
– И высокоумная больно, - подхватывает он. И на ушко добавляет: - Желанная ты. Поняла?
Это как же меня угораздило? Даже луна в окошке надо мной смеётся. До самого утра смеётся.
...Розовеют в рассвете потолочные балки. Васюта любовно перебирает пальчики на моей руке, целует каждый. Душа моя поёт и трепещет.
– Васечка, - говорю озадаченно, - а это что ж такое, голубь мой?
В обоих плечевых швах скрываются потайные крючочки. Заметь я их сразу, и не пришлось бы мне дважды смущаться, можно было бы спокойно натянуть и стянуть платье через голову. Это почему же я сразу не заметила? А Васюта - неужто своим острым глазом не углядел? Впрочем, ему-то откуда знать, разве мужчины такими деталями интересуются... Но, глянув в его смеющиеся глаза, поняла: об этой конкретной детали он знает.
– Вы что же, - говорю с угрозой, - сговорились? То-то эта аферистка вокруг меня вчера так увивалась... Ах, вы... вы...
И не так обидно, что с пуговичками накололи, это ладно, может, без этих расстёгиваний я и не решилась бы Васюту к себе затащить; обидно, что меня опять втихую провели.
Я хватаю подушку.
Васюта даже не уворачивается. Мол, бей, бей меня, голубка, как есть виноват! Бей сильнее! Оп, а подушку-то я отобрал, не отнимешь, лапушка! У меня даже руки опускаются.
– И-и-извращенцы, - от злости я заикаюсь.
– И-и-зверги... И-и...
– Ироды, - доносится глухо из-под подушки
– Ироды!
– машинально повторяю. И взвиваюсь: - Не смей мне подсказывать!
Он выглядывает одним хитрым глазом.
– Ла-апушка, - шепчет ласково.
– Побила, пошумела, и хватит! Скажи лучше, чем вину загладить? Всё сделаю!
Облапил, притянул к себе. Уложил на плечо.
– Разве плохо тебе со мной?
Хорошо. Но я ж не признаюсь ни за что!
Он целует меня в макушку. Возражать не хочется. Говорить не хочется. Так я и засыпаю, наконец, под стук его большого сердца.
Глава 8
Если уж не задастся день, так с самого начала, вяло думаю я, собирая осколки разбитой тарелки. Это уже вторая за утро. И не то чтобы целенаправленно бью, нет, одну локтём случайно зацепила, другая из рук выскользнула - пальцы вдруг ослабли.
И такие минуты слабости накатывают через каждые пять-десять минут. Словно во мне, как в детской игрушке, кончается завод, а потом кто-то невидимый, сжалившись, повернёт ключик - и я трюхаю себе потихоньку дальше, до следующей остановки. Странное ощущение полусна-полубреда, сыгравшее со мной вчера злую шутку, нет-нет, да вернётся, и уж тогда мне становится совсем худо.